Луи Виардо - Жизнь и произведения Сервантеса

До сих пор Сервантес и его товарищи, в надежде на близкое освобождение, терпеливо перевосили лишения, страдания и даже болезни, порожденные в их среде таким долгих пребыванием в сыром и темном жилище. Но скоро надежда их исчезла, на другой же день после пленения фрегата. Золотильщик, этот примирившийся с церковью ренегат, которому Сервантес так доверял, снова отрекся и открыл алжирскому дею Гассан-Аге убежище пленников, которых Виана должен был увезти. Дей, восхищенный этим известием, которое, по местному обычаю, давало ему право присвоить себе всех этих пленников, как потерянных рабов, отправил начальника своей гвардии с десятками тремя турецких солдат арестовать беглецов и скрывавшего их садовника. Солдаты эти под предводительством доносчика внезапно проникли с палашами в руках в подземелье. Когда они стали связывать пораженных христиан, Сервантес возвысил голос и закричал с благородной гордостью, что ни один из его несчастных товарищей не виноват, что он один заставил их бежать и скрыл их, и что так как он один виновник заговора, то и наказание должен нести он один. Удивленные таким великодушным признанием, которое навлекало на голову Сервантеса все раздражение жестокого Гассан-Аги, турки отправили одного всадника к своему господину с донесением о происшедшем. Дей приказал отвести всех пленников в особый острог, а вожака их немедленно привести к нему. Сервантес, закованный в цепи, приведен был пешком из подземелья во дворец Гассана, осыпаемый оскорблениями со стороны волновавшегося населения. Дей несколько раз допрашивал его; он пускал в ход самые заманчивые обещания и самые страшные угрозы, чтоб вынудить его выдать сообщников. Но Сервантес, глухой к соблазнам и недоступный страху, продолжал обвинять себя одного. Дей, утомленный его упорством и, без сомнения, тронутый его великодушием, ограничился тем, что велел заковать его в цепи и заключить в острог. Канд Гассан, в саду которого произошло это событие, явился к дею просить строгого наказания всем беглецам, а сам показал пример на своим рабе, садовнике Хуане, которого повесил собственными руками. Та же участь ожидала и Сервантеса с товарищами, если бы скупость дея не заглушила его обычной жестокости. К тому же, большинство пленников было вытребовано прежними их господами, и Сервантес также был возвращен Дали-Мами. Но потому ли, что он внушал дею недоверие, или потому что он казался человеком, за которого будет дан большой выкуп, тот вскоре откупил его за пятьсот эскудо.

Этот Гассан-Ага, венецианец по происхождению, которого настоящее имя было Андрета, был одним из кровожаднейших пиратов, когда-либо потрясавших Берберию своими кровопролитными подвигами. рассказы отца Гаэдо о совершенных им в свое правление жестокостях превосходят всякое вероятие и заставляют содрогаться от ужаса. Он был столь же страшен для своих христианских рабов, число которых доходило до двух тысяч, сколько для своих мусульманских подданных. По этому поводу Сервантесь говорят в своем Пленном капитане: «Ничто так не терзало нас, как вид неслыханных жестокостей, которые мой господин совершал над христианами. Каждый день он приказывал повесить одного из них. Одного сажали на кол, другому отрезали уши, и все это за такие пустяки или, лучше сказал, до того напрасно, что сами турки признавали, что он делал зло единственно из любви к искусству и потому, что от природы чувствовал потребность быть бичом рода человеческого.»

Сервантес был куплен Гассан-Агой в конце 1577 г. Несмотря на строгость заключения и на угрожавшую ему при каждой попытке к бегству опасность, он не переставал употреблять к тому все средства, доставлявшиеся ему случаем и его ловкостью. В течение 1578 г. он нашел средство послать одного мавра в Оран с письмами к генералу Дон-Мартину, губернатору Кордовы. Но этот гонец был настигнут в тот самый момент, когда уже приближался к цели своего путешествия, и приведен с письмами к алжирскому дею. Гассан-Ага посадил несчастного посла на кол, а Сервантеса приговорил к двум тысячам ударам кнутам. Несколько друзей, которых он приобрел между приближенными дея, стали ходатайствовать. за него, и дей на этот раз опять простил его. Такое милосердие было тем удивительнее, что этот варвар в то же самое время велел до смерти избить палками в своем присутствии трех пленных испанцев, которые пытались бежать тем же путем и которых туземцы вернули в острог.

Столько неудач и несчастий не отняли у Сервантеса решимости, и он все продолжал мечтать об освобождении для себя и своих любимых товарищей. Он познакомился в сентябре 1579 г. с одним испанским ренегатом, родившимся в Гренаде и называвшимся там лиценциатом Гироном, а потом принявшим вместе с тюрбаном имя Абд-аль-Рамена. Этот ренегат проявлял раскаяние и желание вернуться в свое отечество, чтобы примириться с церковью. С его помощью Сервантес подготовил новый план бегства. Они обратились к двум жившим в Алжире купцам из Валенции, из которых одного звали Онуфрием Экварком, а другого Бальтазаром де Торрес. Оба они вступили в заговор, и первый из них дал около 1500 дублонов на покупку вооруженного фрегата в двенадцать весел, приобретенного ренегатом Абд-аль-Раменом под предлогом предпринимаемого им путешествия. Экипаж уже был готов, и несколько знатных пленников, предупрежденные Сервантесом, ждали только сигнала к отъезду; но один негодяй предал их: доктор Хуан Бланко де Паз, доминиканский монах, как Иуда, соблазнился наградой и выдал дею план своих соотечественников.