Галина Юзефович: О чем говорят бестселлеры. Как всё устроено в книжном мире

Успех Картланд (писавшей, кстати, еще и под псевдонимами, и публиковавшей, помимо романов, вполне сносные кулинарные книги и пособия по этикету) был невероятным. Шляпы, болонки и тортоподобные особняки, о которых шла речь выше, покупались и содержались исключительно на ее гонорары, а суммарный тираж всех книг писательницы перевалил за один миллиард экземпляров.

Это была простая часть истории, а теперь мы подходим к вопросу по-настоящему важному и сложному. Делает ли всё это книги Барбары Картланд хорошей – по-настоящему хорошей, интересной, оригинальной, умной, изысканной – литературой? Первый и самый очевидный ответ – конечно же, нет, не делает. Даже самому толерантному и нетребовательному потребителю «дамского» чтива романы Барбары Картланд покажутся сегодня примитивными, приторными, однообразными и невыносимо наивными. Однако – и вот это мне бы очень хотелось подчеркнуть двумя чертами и даже, возможно, поставить на полях восклицательный знак – если вам не нравятся книги Картланд, это не означает, что от ее феномена можно запросто отмахнуться. Всего через пятнадцать лет после выхода первого романа Барбары Картланд упомянутая уже Маргарет Митчелл – писательница принципиально иного калибра и литературной значимости – с придыханием называла ее в числе своих великих учителей, и это не было случайностью.

Появление нового важного книжного тренда похоже на рождение новой Вселенной в результате Большого взрыва: мир, за секунду до этого не существовавший и попросту непредставимый, возникает буквально из ниоткуда и начинает стремительно расширяться. Крошечный бесформенный фрагмент вещества становится источником, из которого рождаются объекты порой куда более значимые и ценные, чем субстанция, их породившая. И в этом смысле Барбара Картланд – при всей ее художественной бесцветности – заслуживает почетного места в литературном пантеоне. В результате ее революционного прорыва возникла просторная и многообразная вселенная развлекательной литературы для женщин, со всеми ее сияющими пиками и зияющими безднами. И если сегодня у нас есть Хелен Филдинг, Элена Ферранте или Лиана Мориарти, то благодарить за это мы должны анекдотическую старушку в розовом манто.

По-настоящему глобальные бестеллеры не имеет смысла оценивать исключительно по шкале художественной ценности. После достижения определенной цифры продаж книга переходит в разряд социальных феноменов – и уже в этом качестве заслуживает самого пристального внимания и уважения, вне зависимости от эстетических недостатков или, напротив, совершенств.

Впервые об этом задумался в середине XIX века Гюстав Флобер в процессе чтения главного бестеллера той эпохи – «Хижины дяди Тома» Гарриет Бичер-Стоу. Эта книга разошлась колоссальным для того времени тиражом и, без преувеличения, стала поворотным моментом в истории Соединенных Штатов. Есть популярная легенда, согласно которой президент Линкольн, принимая писательницу в Белом доме, назвал ее «маленькой женщиной, начавшей большую войну» (имелась в виду, конечно, Гражданская война между Севером и Югом, помимо прочего имевшая своей целью освобождение Америки от рабства). Флобер был поражен более чем скромными литературными достоинствами этой книги в сочетании с ее колоссальной, почти непристойной популярностью. Классик написал об этом своей возлюбленной Луизе Коле: «Такого успеха не может обеспечить одно лишь литературное измерение. Додумаем дальше, до поставленной задачи – <���успех становится глобальным>, когда к определенному таланту в построении эпизодов и легкости языка добавляется искусство обращаться к страстной злобе дня, к проблемам сегодняшнего момента». Именно это свойство – мастерски пойманный и отлитый в слова дух и запрос времени – и порождает глобальный бестселлер, который таким образом становится, пользуясь выражением современника Флобера, философа и историка Ипполита Тэна, «зовом народа, погребенного под землей» (этот звучный эпитет он применил по отношению к другому важному бестселлеру более раннего времени – «Робинзону Крузо» Даниэля Дефо).

Великий бестселлер может быть хорошей книгой, а может и не быть, но в нем всегда – всегда! – присутствует некоторая магия. И это связано в том числе с уникальной особенностью книжного рынка: традиционные методы раскрутки и рекламы на нем не работают. Прямая реклама «продает» книгу только до тех пор, пока находится у потенциального потребителя на глазах, да и то работает хуже, чем в других областях. Как только биллборды, перетяжки и прочие механизмы продвижения исчезают, продажи падают. Единственное, что в самом деле «раскручивает» книгу, это многократно размноженная и на разные лады повторенная персональная рекомендация. И вот этот «телеграф» способен запуститься только тогда, когда книга говорит о чем-то важном, резонирующем, откликающемся на тот самый тэновский «подземный зов». Реклама, восторженная рецензия или еще какое-то точечное воздействие – это камушек, спущенный со склона, и он может запустить могучий камнепад, а может и не запустить. За мою многолетнюю практику я многократно пыталась «раскрутить» какую-то дорогую моему сердцу книгу, но добилась настоящего, не иллюзорного успеха считанное количество раз – в случае с романом Мариам Петросян «Дом, в котором…» и, пожалуй, в несколько меньшей мере с русским переводом «Стоунера» Джона Уильямса.