Иннокентий Анненский - О современном лиризме

Пародии (Измайлова [33] Измайлов Александр Алексеевич (1873–1921) — писатель, критик, автор широкоизвестных пародий и шаржей, многие из которых были направлены против декадентства. и других) стали скорее стилистическими упражнениями; но часто презатейливые — они тоже пишутся скорее любовно и со смаком, чем ядовито.

Да и что мудреного? Выписанные здесь примеры достаточно показывают, я думаю, что в новой поэзии нет ни наскока, ни даже настоящего вызова. Мы работаем прилежно, мы пишем, издаем, потом переписываем и переиздаем, и снова пишем и издаем. Ни один тост не пропадает у нас для потомства. Одного Ивана Рукавишникова [34] Рукавишников Иван Сергеевич (1877–1930) — поэт и писатель, испытал влияние символизма. возьмите… Внешняя история нашей поэзии когда-нибудь с ума сведет нового Николая Векклейна. [35] Векклейн Николай (1843–1926) — немецкий филолог-классик, переводчик Гомера и других древнегреческих поэтов. Нет огня, который бы объединял всю эту благородную графоманию. Или, может быть, надо его отыскать? Давайте искать, куда он запрятался. Критику приходится иногда быть и пожарным.

Новая поэзия?.. Шутка сказать… Разберитесь-ка в этом море… нет, какое там море!.. в этом книгохранилище ничем не брезговавшего библиофила… за неделю до распродажи: концы, начала, середки… редкости и лубки, жития и досуги Селадона.

Будет, пожалуй, всего практичнее начать с тех поэтов, которые проделали всю историю нашего символизма. Три имени. Не будем касаться первого, хотя и самого яркого. Я сказал уже о Бальмонте все или почти все, что умел о нем сказать, в другой книге. [36] Книга Отражений, I. СПб., 1906. Изд. бр. Башмаковых, с. 171–214.

А главное, Бальмонт — и это, надеюсь, для всех ясно — уже завершил один и очень значительный период своего творчества, а начала второго покуда нет.

Остаются, таким образом, Валерий Брюсов и Федор Сологуб. Ими и займемся. Надо только условиться сначала насчет основных терминов. Символисты? Декаденты?

Прекрасные слова, но оба в применении к новаторам поэзии — сравнительно еще очень недавние, даже во Франции.

В первый раз, как пишет Робер де Суза, поэтов назвал декадентами Поль Бурд [37] Суза Робер де (1851-?) — французский поэт и литературный критик; автор работ о современной ему поэзии, а также о французской просодии и метрике. Бурд Поль (1851–1914) — французский публицист. Занимал официальные должности в колониях; описал свои путешествия в ряде очерков и пьес для театра. в газете «Le Temps» от 6 августа 1885 г. А спустя несколько дней Жан Мореас [38] Мореас Жан (1856–1910) — поэт-символист и теоретик символизма; ему принадлежит «Манифест символизма» («Фигаро», 1886, 18 сент.). отпарировал ему в газете же «XIX siecle», [39] XIX в. (фр.). говоря, что если уж так необходима этикетка, то справедливее всего будет назвать новых стихотворцев символистами .

Я не думаю, чтобы после данной исторической справки было целесообразно разграничивать в сфере русской поэзии имена или стихотворения по этим двум менее терминам — как видите, — чем полемическим кличкам. Символист отлично, декадент… сделайте одолжение. Этимологически , конечно, в каждом из наших стихотворцев есть и то, и другое.

Такие серьезные люди и изысканные мастера, как В. Иванов и В. Брюсов, печатают акростихи и вяжут венки из сонетов… Так неужто же они отказались бы от титула декадентов в добавление к другим, столь же, если не более, ими заслуженным?..

Когда-то, еще в боевую пору новой поэзии у французов, Артюр Рембо (Rimbaud) напугал читателей (а еще больше не-читателей) сонетом о гласных, [40] Рембо Артюр (1854–1891) — французский поэт-символист; «сонет о гласных» — имеется в виду его сонет «Гласные», где говорится об окраске каждого звука и продолжение мысли Бодлера о «соответствиях» между звуками и цветами. где каждый гласный звук властно вызывал в душе поэта ощущение одного из цветов и символизировался различными мельканиями и звучаниями жизни.

И вот не-читатели ожесточенно нападали на поэта, отлившего в классическую форму сонета такой, казалось бы, бред.

Недавно кто-то дал, однако, очень простое решение загадки, пробуя оправдать и Рембо, и тех, кого в то время сонет все же заинтересовал, как смелая попытка фиксировать и объединить слишком мимолетные восприятия, не подчиняясь общепонятым схемам: — оказалось, что в какой-то старой азбуке, по которой, может быть, учился и Рембо, гласные буквы были раскрашены и едва ли не так же, как в пресловутом сонете. Террор обратился в идиллию, а желание удивить мир — в сентиментальное воспоминание.