Не говоря уже о графоманской поэзии, которая вообще неспособна увидеть реальный предмет, но только его расхоже-условное изображение.
См.: Власенко А. Категория «ужасного» в эстетике Волошина // Октябрь. — 1994. — № 4 [http://magazines.russ.ru/ october/1999/4/vlasen.html]. Близкое понимание реализма можно встретить и у другого русского модерниста — Врубеля: «Реализм родит глубину и всесторонность». См.: Врубель. Переписка. Воспоминания о художнике. — М.; Л.: Искусство, 1963.— С. 60.
Сайт «Топос. ru». 31 октября 2013 г. [http://www.topos.ru/article/iskusstvo/glavnyy-stil-nashego-vremeni].
Исключением была проза, опять же, некоторых из тогдашних тридцатилетних: Олега Павлова, Романа Сенчина, Ильи Кочергина и ряда авторов помладше, которых пытались записать в некий «новый реализм» (на деле — вполне узнаваемый натурализм, и далеко не новый).
Сознательно не называю имен: натурализм в современной прозе — тема отдельного разговора (отчасти я затрагивал ее в недавней дискуссии — «Знамя», 2014, № 1).
См.: Смирнов И. По ту сторону себя: стоицизм в лирике Бродского // Звезда. — 2010. — № 8.
Уже у Платона, при всем высоком интеллектуализме его диалогов, вполне «предметно» воспроизводится и обстановка афинского пира («Пир»), и полуденный отдых в роще под платаном («Федр»).
Перечень философских течений, тесно связанных с литературой того времени, естественно, не ограничивался платонизмом и стоицизмом: стоит назвать также кинизм и эпикуреизм. Кинизм вносил в литературу дух недоверия ко всему умозрительному, дух насмешничества и пародии; эпикуреизм, напротив, — светлую и умудренную безмятежность (атараксию). Несколько осовременивая, можно связать «кинизм» в поэзии последних двух десятилетий с Т. Кибировым (отчасти с И. Иртеньевым, возможно — и с Вс. Емелиным); «эпикуреизм» — пожалуй, только с А. Кушнером.
Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика. В 2 т. — М.: «Искусство», 1983. — Т. 1. — С. 290.
Случайности объективной — если это остаток несохранившегося произведения, и субъективной — если произведение не было завершено автором.
Шлегель Ф. Там же. — С. 280.
Что не удивительно: эстетика модернизма представляла собой радикализацию исходных принципов романтизма. Это, впрочем, тема для другого разговора и в другом — более академичном — формате.
Elias C. The Fragment: Towards a History and Poetics of a Performative Genre. — NY.: Peter Lang, 2004. — P. 117–118.
Хотя Андрей Пермяков в своей статье о современных поэмах пытается убедить в обратном («Арион», 2014, № 4). Впрочем, и он в итоге соглашается с тем, что «крупная поэтическая форма будет стремиться к краткости».
Козлов В. Жанровое мышление современной поэзии // Вопросы литературы. — 2008. — № 5 [http://magazines.russ.ru/voplit/2008/5/ko12.html].
Уланов А. Промелькнув? // Транслит. — 2013. — № 13. — С. 8.
В числе «взаимодействовавших» Уланов называет А. Драгомощенко, А. Скидана, Ш. Абдуллаева, Г. Ермошину, А. Таврова, Н. Сафонова, Е. Суслову, Д. Ларионова и самого себя. Не так уж мало, если разобраться. Правда, не уверен, что о влиянии той или иной школы можно судить по количеству поэтов.
Scroggins M. A Fragmentary Poetics. Part Two // The Cultural Society, 17 Dec. 2002 [http://culturalsociety.org/ texts/prose/a-fragmentary-poetics-part-two/]. Поэт и литературный критик Марк Скроггинс относится, кстати, к числу авторов, симпатизирующих Language School.
Национальная премия «Поэт»: Визитные карточки / Сост., предисл. С. И. Чупринина. — М.: Время, 2010. — С. 276.
То, что Уланов называет «интеллектуализацией», было, как это показал Элвин Кернан, вызвано радикализацией филологии в 1970–1980-е на фоне падения интереса к литературе и сокращения ее преподавания в американских университетах. См.: Kernan A. The Death of Literature. — New Haven, London: Yale University Press, 1990. — Р. 83–85.
Это не исключает того, что поэт может заниматься и филологической работой. Белый был блестящим стиховедом; Ходасевич — историком русской поэзии; Ахматова писала статьи о Пушкине… Поэтическая часть их сознания, однако — судя по стихам, — была четко отделена от филологической.
И энергично это дело продолжают. Даже учредили специальную премию «Различие» — за «поэтические книги, в которых поэзия становится исследованием». Правда, с оговоркой, что «речь идет не об исследовании в сугубо научном смысле, а об особой художественной оптике, при которой сам текст оказывается для поэта и его читателя средством понимания». Понимания — чего? Поэзия — всегда исследование, всегда способ понимания мира. О чем же тогда речь? Увы — ни о чем: просто несколько наукообразных фраз. Вообще, в результате филологизации поэзии филология страдает не меньше самой поэзии.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу