Лео Яковлев - Достоевский - призраки, фобии, химеры (заметки читателя).

«Движения нет в народе. Да разве в характере нашего народа эти движения».

«Сознание и любовь, что, может быть, и одно и то же, потому что ничего вы не сознаете без любви, а с любовью сознаете многое».

«Христианство есть доказательство того, что в человеке может вместиться Бог. Это величайшая идея и величайшая слава человека, до которой он мог достигнуть».

«Любя яблоко, можно любить человека».

«Наша демократия так же древна, как и Россия, а у тех [в Европе] с [17]89-го года».

«Общечеловек. Россия — новое слово: В том-то ее и национальность».

«Отрицают движение. Что же кричал народ? Стало быть, не было движения».

«Я двух дней не проживу с кем-нибудь в одной комнате».

«Я не спал. Отнесли, и… уже только в могиле мне показалось: как же это я умер, а всё знаю, только шевелиться не могу».

«Эгоисты капризны. Нежелание связать себя никаким долгом. <���…> Эгоизм и страстное желание покоя и лени рождают желание освободиться от долгов, а вместе с тем и странное требование от всех к себе долгов. Неисполнение этих долгов к себе самому принимается как обиды, сердцем».

«Мы интеллигенция русская, плохие граждане, мы сейчас в обособлении. Не дадут нам чего — и мы дуемся».

«Никогда лик мира сего не переделать. Нечего и говорить об этом, приготовить ответы нельзя».

«Кто верит в Русь, тот знает, что она все вынесет и останется прежнею святою нашею Русью — как бы не изменился наружно облик ее. Не таково ее назначение и цель, чтоб ей поворотить с дороги. Ее назначение столь велико, и ее внутреннее предчувствие своего назначения столь ясно (особенно теперь, в нашу эпоху, в теперешнюю минуту, главное), что бояться и сомневаться верующему нечего».

«Наш народ заключает в себе начала решить вопрос низшей братьи, четвертого сословия, без боя и без крови, без ненависти и зла, совершенно на иных началах, как думает решить его Европа».

«Даже в Англии нет столь яростных ненавистников России в настоящую минуту, как настоящие клерикалы».

«Подлинно Восточный вопрос в своей широте: католичество объявляет войну православию и хочет вести и человечество мечом».

«Всё в вопросе: правда ли, что существует заговор католичества… Есть ли заговор? В таком ли размере страшен он и велик, как мне кажется».

«Процветает борьба католичества с восточным христианством».

«Бой окончится в пользу Востока и России. Даже и лучше будет, если так решится дело. О кровь…»

«И уж разумнейшие клерикалы не упустили случая разжечь в католической и христианнейшей земле этой всевозможные волнения под всевозможными до неузнаваемости предлогами, видами и формами».

«Оставить славянскую идею и восточную церковь — все равно что сломать всю старую Россию и поставить на ее место новую и уже совсем не Россию. Это будет равносильно революции. Отвергать назначение [России] могут только прогрессивные вышвырки русского общества. Но они обречены на застой и на смерть…»

«…Восточный вопрос не выдумали славянофилы. Он родился раньше вас, раньше нас, раньше русской империи, раньше Петра Великого, родился он при первом сплочении великорусского племени в сильное государство, он родился вместе с Москвой, и есть великая идея, оставленная Москвой, которую вынес из Москвы Петр, в высшей степени понимавший ее органическую связь с русским назначением и с русской душой».

«Нации живут великим чувством и великою всё освещающей и снаружи и внутри мыслью, а не одной лишь биржевой спекуляцией и ценой рубля».

«Я социалист, но переменил идеал с эшафота. Великая идея Христа, выше нет. Встретился с Европой во Христе».

«В самом деле: почему добродетель так страшна? Заменить бы ее какими-нибудь аксиомами экономическими и затем всем бы и воровать на здоровье».

«Католичество надеется на владычество и мутит воду».

«Высшее счастье (выше счастья нет, как увериться в милосердии людей и в любви их друг к другу)».

«Европа — 2-е отечество, мы любим Европу наравне с Россией, наша народная личность — всечеловечность. Пушкин».