Александр Минкин - Нежная душа

Сальери хоть и не гений, но высочайший профессионал, композитор, дирижер. Как всякий дирижер, Сальери, глядя в партитуру, мгновенно и идеально слышит музыку. Идеально – без ошибок исполнителя, без посторонних шумов, без фальши хоть чуть расстроенного инструмента; возможно, он слышит даже оркестр, а не бедный клавир.

Моцарту нет нужды играть. Сальери, читая, слышит ноты не по очереди, как при игре, а сразу весь лист. И – потрясен.

Один взгляд и – мгновенное потрясение. А в театре в этот миг из динамиков ударит лучший симфонический оркестр мира, и мы (зрители) поймем: эта музыка звучит в мозгу Сальери – вот он и потрясен.

САЛЬЕРИ Ты с этим шел ко мне?!..

Моцарт получил то, чего хотел (то, о чем мечтает любой автор: восторг знатока). Но ему мало.

МОЦАРТ

Что ж, хорошо?

(И показывает еще листок.)

САЛЬЕРИ

Какая глубина! Какая смелость и какая стройность! Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь.

Это же так точно и понятно написано. Ведь и мы, если кто-то вдруг приносит новые стихи и хочет прочесть, отнимаем листок: дай я лучше сам – глазами я лучше понимаю.

Подтверждение тому – в той же сцене, чуть выше.

МОЦАРТ

Нес кое-что тебе я показать…

САЛЬЕРИ

Что ты мне принес?

Моцарт, конечно, не нуждается в нотах, чтоб играть свою музыку. Он мог бы сказать: «Шёл кое-что тебе я показать» (ведь и сейчас говорят «показать песню»). И Сальери мог бы спросить: «С чем ты ко мне пришел?» Но в руках у Моцарта свернутые в трубку листы.

Еще одно косвенное подтверждение такой трактовки находим в первом монологе Сальери:

САЛЬЕРИ

Я жег мой труд и холодно смотрел,

Как мысль моя и звуки, мной рожденны,

Пылая, с легким дымом исчезали.

Пылали, конечно, ноты, а не звуки. Но говорит он точно.

Жгут ноты, но, конечно, звуки, музыку. Ведь не буквы сжег Пушкин, а Десятую песнь.

Если звуки можно жечь – значит, их можно и читать. В финале это происходит вторично, но еще сильнее.

Теперь в руках Моцарта не первые попавшиеся под руку клочки, на которых он второпях записал ночные «две, три мысли». Теперь у него папка с отделанным, законченным Реквиемом. Он знает цену этой своей смертельной работе. И уже не суетится, не заглядывает в глаза.

МОЦАРТ

Довольно, сыт я.

(Открывает партитуру.)

Слушай же, Сальери,

Мой Requiem.

(Показывает первый лист; у Сальери – первого в мире, кто видит моцартовский Реквием, – брызгают слезы; он потрясен и партитурой, и тем, что сейчас впервые в жизни убил человека; это дольше описывать, чем играть, это – одно мгновение.)

Ты плачешь?

САЛЬЕРИ

Эти слезы…

И в голову пришли мне две, три мысли… Пришли! Снаружи. Бродили и пришли. Кому – в гости, а кому – домой. Они бездомные. Их можно прогнать, а можно оставить, усыновить, вырастить, а можно погубить, залить, «откупорив шампанского бутылку».

В любом случае пришедшая мысль отличается от выдумки. Выдумка – это изнутри, искусственная кукла.

Вероятно, надо соответственно себя вести, чтоб мысли захотели к тебе прийти. А еще им надо, чтобы вход был открыт и чтобы было хоть немножко места.

P.S. Придумав двадцать лет тому назад этот фокус с показыванием партитуры, я предложил его знакомому режиссеру, который в тот момент ставил «Моцарта и Сальери». Режиссер снисходительно улыбнулся: «Да-а, остроумно, весьма…» – и оставил «Моцарта» водить руками под фонограмму. Ему казалось, что так сценичнее.

Юрий Любимов (1917 года рождения, лишен гражданства в 1984-м) поставил спектакль по роману Александра Солженицына (1918 года рождения, лишен гражданства в 1974-м).

Два восьмидесятилетних старика. Что нового они могут нам сказать? Нары, зэки, генералы госбезопасности, Иосиф Виссарионович… В Театре на Таганке роман «В круге первом» идет под названием «Шарашка». Опять про Сталина, про лагеря – ну как не надоест?

Дважды подряд смотрел «Шарашку» – дело там происходит полвека назад – и оба раза возникало неприятное чувство, что живем мы на тонкой пленке и в любой миг она может прорваться, и все мы, вся страна провалится опять туда – в лагеря, в ГУЛАГ, в ужас той жизни, когда никто не знает, что с ним будет завтра, и будет ли он завтра, и в какой детский дом (не к садистам ли) сдадут детей…

Не может быть? А почему?

Разве граждане России в начале века были глупее нас, сегодняшних? Разве немцы 1920-х –1930-х были дураки? Разве трехтысячелетняя культура помешала китайцам провалиться в безумие маоизма?