Александр Минкин - Нежная душа

О соле! О соле мио!

Это о солнце. Но у нас ночь. В окнах черно. И в ялтинском небе ни одной звезды. Браво! Звездный спектакль!

1992

* Константин Устинович Черненко – инициалы сливались с фамилией, получался кучер.

P.S. В день выхода газеты, вернувшись домой, включил автоответчик. Голос Юрского: «Никогда не читал рецензии столь разгромной и столь блистательной». Я ахнул. Такого благородства не встречал. Дал себе зарок: о Юрском никогда ни одного худого слова. А он простил и в 1996-м пришел в Дом-жур на мое пятидесятилетие и даже со сцены читал собравшимся Бродского.

ОФЕЛИЯ. Какого обаянья ум погиб! Соединенье знанья, красноречья И доблести. Наш праздник, цвет надежд Их зеркало… всё вдребезги. Всё, всё…

Шекспир. Гамлет

Это Офелия прощается с Гамлетом. Это надгробное слово. Гамлет жив. Но Офелия узнала, что он сошел с ума, и – хоронит.

Она ошиблась – он притворялся.

Таганка, увы, не притворяется.

Обаяние, ум, доблесть, наш праздник, цвет надежд – всё это было. Было! И всё вдребезги. Всё, всё.

Это прощальная статья.

В последнем прощании всегда просьба о прощении. Неизбежное чувство, что недостаточно любил, обижал, остался должен.

Враждующие стороны* звонят мне, рассказывают ужасы, просят «написать правду». Вот она.

* Таганка раскололась на Любимовскую (настоящую) и Губенковскую (кукушонок).

Таганка дала городу и миру – нескольким поколениям советских людей (и тем, что успели пожить при коммунизме, и тем, кому это твердо обещали) то, чего никто другой не давал. Ни радио с других берегов, ни пачки фотоотпечатков с текстом «ГУЛАГа». Радио, самиздат – все это интимно, на кухне.

Таганка ошеломляла публичной доблестью.

Это была свобода.

А больше ее в таком чистом виде не было нигде. Потому и билетов на Таганку не было никогда.

Начинаешь вспоминать – оказывается, чуть ли не вся жизнь связана с Таганкой.

В 1964 году я первый раз голосовал. За единый и нерушимый блок коммунистов и беспартийных. Музыка, цветы, школа, превращенная в избирательный участок. К десяти утра – 70 процентов! К десяти вечера – 99,99! Победа!

Детский ум не осилил загадки: над кем победа? В родной стране не было никого, кроме коммунистов и беспартийных. Даже грудные дети народов Севера были беспартийные, то есть входили в нерушимый блок прямо из материнского лона (или как теперь называют это место). Избиратели побеждали, очевидно, самих себя.

Больше я не голосовал ни разу в жизни.

Той же весной 1964-го я впервые в жизни получил контрамарку. На бланке МХАТа несколько торопливых слов. Администратор академического театра – администратору заштатного: «Уважаемый… Пожалуйста, содействуйте подателю сего посмотреть спектакль…»

Податель сего был я. Вечером я увидел то, о чем говорила вся Москва: знаменитого «Доброго человека из Сезуана». Народу – битком. Похоже, в театре собрались как раз те 0,01, которых не хватало нерушимому блоку для полного счастья.

И я остался в этом театре навсегда.

Спустя годы прочел в «Театральном романе» Булгакова точные слова: «Этот мир мой».

Очень скоро стало ясно, что смотреть спектакль один раз невозможно. Премьеры – редки. Две-три в год. А остальные 362 дня – что, жить без кислорода? Значит, надо смотреть каждый спектакль по нескольку раз.

Я был на Таганке 116 раз. И без счету на репетициях.

Зачем в детстве, зная наизусть, десятый раз перечитываешь «Трех мушкетеров»? Зачем теперь десятый раз ходил на «Галилея», на «Гамлета»? В книжке восторг уменьшается, в театре почти всегда увеличивается.

Таганку бранили: мол, хулиганы, антисоветчики.

Мушкетеры тоже пили без просыпу, гуляли налево. Помогая шашням англичанина Бэкингема, прямо изменяли Родине. Но по их понятиям доблесть и честь были выше, чем всесильный Ришелье, чем гнев короля, чем собственная жизнь.

В СССР, куда ни приедешь, обязательно спрашивали:

– А правда, что Высоцкий – алкоголик?

Все равно как виконт де Бражелон приезжает в захолустье, а Лаура-дура пристает:

– Скажите, Рауль, правда ли, что Атос – запойный?

Смотрите на сцену, черт возьми! Не суйте нос за кулисы. Какое вам дело, кто что пьет, кто с кем спит!

Сегодня тяга народа к знаниям о личной жизни известных людей удовлетворяется исправно. Пошлятина в большой цене. Расхватывается как пирожки с ливером.

Таганка и сама готова первому встречному выложить всю подноготную.

Вы хотели свободы? Она ваша! Ешьте ее, о волки! (Это «Маугли».) Таганку не сумели закрыть четыре генсека (Сусловы и Фурцевы просто не в счет). Теперь закрылась сама.