Александр Минкин - Нежная душа

Скорость передачи информации, грузоподъемность и дальнобойность ракет, число телеканалов, высота домов еще будут расти и расти, а качество вина – нет. Никогда уже не будут воздух и вода так чисты, как сто лет назад – до химического оружия, до атомной бомбы и всей выхлопной и полиэтиленовой грязи, которую круглосуточно выделяет человечество.

Вещей произведено так много, что для души, для мыслей о душе почти не осталось места.

И очень может быть, что вершина познания души была пройдена человечеством в ХГХ веке. Русский флаг на этой вершине вечен.

2008

Десять килограммов (три романа Достоевского, два – Толстого, три пьесы Чехова) – вот чем завоевана планета. А не триллионом тонн нефти, танков, телевизоров, золота.

Как звали жену Павла Первого, Николая Первого, Александра Первого, Второго, Третьего? А Пушкина – Натали! А еще лучше: Татьяна, Ольга, Евгений, Раскольников, Наташа Ростова, Андрей Болконский, Офелия, Том Сойер, Кот Васька (слушает да ест). Даже Каштанку знаем, собачку-дворняжку, ее характер, вкусы, мечты и всю ее биографию. Толпу литературных героев знаем лучше, чем собственную историю.

Значит, они важнее. Значит, сообщают нам больше, чем хроники, высочайшие указы, рескрипты, манифесты.

За десять лет до премьеры «Вишневого сада».

Четыре грамма.

Шлепнуть – расстрелять без суда и следствия.

В фильме «Блондинка за углом» героиня – нахальная (без комплексов) продавщица гастронома – очаровывает скромного научного сотрудника и его родителей-профессоров.

Пошлый – общеизвестный и надокучивший, неприличный, почитаемый грубым, простым, низким, подлым; вульгарный, тривиальный. (Словарь Даля.)

Письма здесь расставлены по датам «для Чехова». Он сперва послал свое от 8 марта, а потом получил письмо Книппер от 4 марта. И т. д.

Трудно поверить, но двадцать пять лет назад критика была очень осторожна, вежлива, никого не обижала; разве что из Политбюро прозвучит команда «фас». Но это было редко. А теперь имена критикуемых есть, но критики почти нет. Звучит брань: «скучно», «глупо», «бездарно», а доказательств нет. Настоящая же критика – это анализ, а не ругательства.

Актер «Глобуса», первый исполнитель роли Гамлета.

Строчка из песни Кати Яровой.

Первая публикация в подцензурной советской печати пяти слов из смертельных стихов Мандельштама. Расчет был, как всегда, на своих: мгновенно узнают и вздрогнут.

В середине 1980-х и позже фашизм стал вылезать из подполья вместе с гласностью. Слово «коричневый» для всех тогдашних читателей означало фашист, как «красный» – коммунист, большевик. Термин «красно-коричневые» появился позже.

Тогда много говорилось о двадцами миллионах, погибших в Великой Отечественной. Потом Горбачев сказал – двадцать семь.

Это было страшное межеумочное время: пьесу напечатать уже можно, а правду об авторе сказать нельзя.

Потом эта песня оправдала свой «первый выход». Во втором акте появилась женщина, страшным голосом вскрикнула: «Плачьте все! Отец наш умер!» – это до азиатской пустыни дошла весть о смерти Сталина. И начались его местные партийные похороны. Председатель колхоза и чабаны подняли за ножки накрытый белой скатертью длинный стол «для заседаний» и скорбно опустив голову, пошли по кругу. А в динамиках гремела «Сулико», превратившаяся в рыдающий похоронный марш.

Тогда этот роман читали все. Сегодня…

И эти животные, и эти романы – «Прощай, Гюльсары» и «Белый пароход» – исчезли, а жаль.

Это я на заключительном (послефестивальном) симпозиуме сказал с трибуны, что ничем, кроме чиновничьих опасений, нельзя объяснить отсутствие этого спектакля в Тбилиси. Потом с изумлением прочел свою малость приглаженную речь в «Комсомольской правде». Подписан был текст молодым журналистом (ныне он известный крупный вальяжный телеведущий), а мое имя он, естественно, не упомянул.

В этом тексте, как и почти во всех других, есть игра с хорошим читателем, который (как надеется наивный автор) опознает скрытые цитаты, намеки, реминисценции. Когда автору его собственный текст начинал казаться излишне пафосным, он (автор) сам себе устраивал снижение. Соединение в одной фразе обнаженного эффекта с обнаженным же дефектом должно отправить хорошего читателя прямиком к «Гамлету».