Дмитрий Писарев: Критика

Не ручаюсь, впрочем, и за то, чтобы кое-где, ошибкою, не прорвалось и критическое замечание.

В 1861 году в «Русском вестнике» совершилось немаловажное изменение. «Современная летопись» оторвалась от книжек журнала и превратилась в еженедельную газету. [6] 6 «Современная летопись» — первоначально отдел в журнале «Русский, вестник», посвященный вопросам политики, литературной критики и библиографии; с 1861 г. стала выходить как отдельное еженедельное приложение к журналу. В 1861 г. в журнале «Русский вестник» также появился новый отдел «Литературное обозрение и заметки», по преимуществу заполнявшийся статьями и заметками, направленными против революционно-демократической журналистики. Это событие, само по себе достопримечательное, повело за собою следующие, еще более достопримечательные последствия. Во-первых, книжки «Русского вестника» стали опаздывать с лишком на целый месяц; во-вторых, в состав книжек вошел новый отдел под заглавием: «Литературное обозрение и заметки»; в этом отделе редакция ж сотрудники «Русского вестника» стали делиться с публикою своими взглядами на положение и события текущей литературы, и мы, благодаря этому обстоятельству, узнали много нового и любопытного.

В первой же книжке «Русского вестника» за 1861 год, в статье «Несколько слов вместо современной летописи», [7] 7 Небольшая редакционная статья «Несколько слов вместо современной летописи» («Русский вестник», 1861, кн. 1), принадлежавшая Каткову, открыла серию выпадов и инсинуаций «Русского вестника» в адрес революционно-демократической журналистики, и прежде всего «Современника» Чернышевского и Добролюбова. Цитируемые далее Писаревым строки из этой статьи и представляют выпад против «Современника», против литературно-критических и эстетических взглядов Чернышевского и Добролюбова. редакция отнеслась очень сурово к тем журналам, «где с тупым доктринерством или с мальчишеским забиячеством проповедовалась теория, лишающая литературу всякой внутренней силы, забрасывались грязью вез литературные авторитеты, у Пушкина отнималось право на название национального поэта, а Гоголю оказывалось снисхождение только за его сомнительное свойство обличителя» (стр. 480). Этих уголовных преступников против законов эстетики и художественной критики редакция «Русского вестника» обещала преследовать со всею надлежащею строгостью. «Мы не откажемся также, — говорит она, — от своей доли полицейских обязанностей в литературе и постараемся помогать добрым людям в изловлении беспутных бродяг и воришек; но будем заниматься этим искусством не для искусства, а в интересе дела и чести» (стр. 484). Не могу удержаться, чтобы в этом месте не заявить «Русскому вестнику» моего полнейшего сочувствия; великие истины понятны и доступны каждому, начиная от развитого деятеля науки и кончая простым, бедным тружеником; ловить беспутных бродяг и воришек из любви к искусству не согласится не только редактор «Русского вестника», но даже и простой хожалый; даже и тот понимает, что этим искусством надо заниматься в интересе дела, т. е. чтобы получать казенный паек и жалование, или в интересе чести, т. е. чтобы дослужиться до унтер-офицерских нашивок. Конечно, редакция «Русского вестника» понимает интересы дела и чести не совсем так, как понимает их хожалый, может быть, даже не так, как понимает их английский полисмен; масштабы не те; между хожалым, сажающим в будку бездомного пьяницу, и русским ученым, издающим уважаемый журнал [8] 8 Русским ученым, издающим уважаемый журнал, Писарев иронически называет Каткова. Катков начал свою карьеру в 1840-х гг. как филолог (его магистерская диссертация «Об элементах и формах славяно-русского языка», М. 1845). В 1853 г. в сб. «Пропилеи» была опубликована его работа «Очерки древнейшего периода греческой философии». Позднее в «Русском вестнике» за 1856 г. выступил и как литературный критик (статьи о Пушкине и Кольцове). Впоследствии как редактор «Русского вестника» и «Московских ведомостей» Катков «специализировался» на политических и публицистических статьях, посвященных защите реакции и нападкам на передовую мысль. и принимающим на себя, в интересе дела и чести, свою долю полицейских обязанностей в литературе, лежит, конечно, неизмеримое расстояние, неизмеримое до такой степени, что бедный хожалый, не привыкший группировать явления и сортировать их по существенным признакам, никогда не дерзнул бы подумать, что между ним и редактором ученого журнала есть так много общего. Признаюсь, я в этом отношении разделял неведение хожалого; я до сих пор думал в невинности души, что между обязанностями хожалого и занятиями литератора нет ни малейшего сходства; такого рода образ мыслей объясняется отчасти тем, что я не читал статью г. Громеки: «О полиции вне полиции», [9] 9 Статья С. С. Громеки «О полиции вне полиции» была помещена в «Русском вестнике», 1858, кн. 9. В ней автор, выступая с позиций либерала-«обличителя», выдвигал требование буржуазной реформы суда и полиции. Писарев вскрывает ограниченный классовый характер подобных выступлений либеральной публицистики, которые выставляли в качестве идеала устройство суда и полиции в буржуазной Англии. бросающую, по всей вероятности, яркий свет на этот запутанный вопрос, отчасти тем, что я был очень молод и ветрен в те счастливые годы, когда газета «Северная пчела» находилась под ведением прежней своей редакции. [10] 10 «Северная пчела» — газета, издававшаяся в Петербурге с 1825 по 1864 г.; до 1860 г. выходила под редакцией Булгарина и Греча. Сопоставляя желание «Русского вестника» нести «свою долю полицейских обязанностей в литературе» с «деятельностью» Вулгарина и Греча, агентов III отделения, известных своими гнусными доносами на передовую русскую литературу, Писарев раскрывает перед читателем подлинную цель критики «Русского вестника». — Я думаю, впрочем, что я и впредь останусь при своем прежнем неведении, несмотря на то, что это неведение очень многим может показаться забавным и даже идиллическим. На русском языке существует поговорка: «с своим уставом в чужой монастырь не ходят». Эту поговорку можно перевернуть, и она от этого ничего не потеряет. Чужой устав, введенный в свой монастырь, может также оказаться в высшей степени неуместным; поэтому, не стараясь навязать редакции «Русского вестника» малейшую частицу моих понятий, я не буду стараться о том, чтобы заимствовать что бы то ни было из ее своеобразного миросозерцания. Я уже предупредил читателей: мы вступаем в новый мир, в котором все, начиная от крупнейшего травоядного животного и кончая мельчайшею букашкою, должно возбуждать удивление простого наблюдателя и лихорадочную любознательность зоолога. Мы с вами, господа читатели, простые наблюдатели, и потому мы просто будем удивляться: Куда на выдумки природа торовата! и заранее выражаем отчасти смелую надежду на то, что, выходя из кунсткамеры, нам не придется сказать с грустным чувствам неудовлетворенного любопытства: Слона-то я и не приметил!