Роман Сенчин: Любовь в реале

Однажды ее ожидает “небольшое развлечение: на пляж приехала стайка египтянок, которые купались в шапках, кофтах с длинным рукавом и черных шароварах, а с берега за всем этим следил дед в длинной белой хламиде. На меня и остальных русских, потянувшихся сразу после завтрака за пивом, он поглядывал с любопытством и нескрываемым презрением.

Взяв пива, я улеглась на солнцепеке в своем купальнике, площади которого едва бы хватило на носовой платок, и подумала, скольких проблем в своей жизни я смогла бы избежать, если бы в нашей стране был запрещен алкоголь, а за внебрачные связи побивали камнями. Каким понятным, логичным и, главное, легким могло бы стать мое существование, ходи я основное время в парандже”.

Мысль не пустая — сейчас все чаще случается, что женщины, воспитанные по-европейски, уходят в исламскую цивилизацию, надевают паранджу…

Вернувшись из Хургады, Саша встречается с матерью. Та спрашивает, как развиваются ее отношения с партнером. В ответ Саша разражается эмоциональной речью:

“— Мам, — сказала я, — ну чем все это могло закончиться? Чем? Счастливым замужеством, рождением ребенка? Неужели ты не понимаешь, что все это — полный бред и херня. Ты постоянно выходишь замуж, приманиваешь каких-то мужиков, и я искренне поражаюсь, как ты находишь в себе силы верить в то, что все может закончиться хорошо? Откуда эта вера, мама? На что вообще тут можно надеяться? После этой поездки я поняла одно: мне не нужен мужчина.

— Ты в своем уме? — воскликнула мама.

— Да, в своем. Единственно приемлемая для меня форма отношений с ними — секс, а в остальное время они меня утомляют”.

Да, секс полезен: “В “Cosmopolitan” писали, что пятнадцать минут секса, когда ты сверху, равны часу тренировок на велотренажере”.

Но тем не менее Саша мечтает о любви. Как-то раз ей показалось, что она полюбила одного их своих коллег, и перед ней встает вопрос, как ему в этом признаться. В итоге она приглашает молодого человека поужинать в пятницу вечером, и за ужином (пиво) предлагает: “Дим, а… Может, мы с тобой… Ну, трахнемся?”

Молодой человек заявляет ей: “Моя личная жизнь устроена. Вполне себе устроена”.

Объяснения в любви, судя по всему, вообще ушли в прошлое. Люди еще могут называть друг друга ласкашками вроде “заи”, “рыбки”, “масюси”, но сказать без фальши ласковую фразу уже не в состоянии. Нет неопошленных слов для выражения любви. Неслучайно литература о любви почти не говорит — нечем. Нет и жизненного материала для этой, пожалуй, главной из вечных тем .

Возможна ли ее реанимация?

Скорее всего, у писателей не хватит сил, чтобы вернуть любовь в реалистическую литературу. Конечно, художественно сильные рассказы, повести, пьесы, а то и романы появятся, но они будут восприниматься как исключения. А так… И сегодня большинство авторов минует любовь или же ограничивается лишь упоминанием о ней, не исключено, что в будущем она станет упоминаться еще реже.

Инстинкт любить сохраняется, влечение существует, но душевные силы все слабее, условий для счастливой любви все меньше.

Любовь должна чем-то подпитываться. А чем она подпитывается в сегодняшней жизни?

“Мы встали, поели омлет и бутерброды с сыром и принялись привычно слоняться по комнатам…” — вспоминает героиня Анны Козловой о жизни с мамой и папой.

Семья героя “Черной обезьяны” по вечерам и в выходные тоже изнывает от пустоты. Если дети чем-то занимаются, правда, как-то натужно, лишь бы не донимать взрослых, то взрослые совершенно не знают, что делать. Жена уставилась в телевизор, муж то таращится в экран компьютера, то тоже слоняется по квартире, а потом, не выдержав, бежит или к любовнице, или посмотреть на привокзальную проститутку, которая напоминает ему жену…

Проблемы любви, брака возникают в современной литературе как-то блекло, скупо, периферийно. Может быть, потому, что авторы боятся, копнув проблему глубже, дать повод заподозрить, что и у них есть подобные сложности.

Чтобы писать именно о любви мужчины и женщины, нужно увидеть изменения в самом устройстве жизни. Иначе мы будем встречать в книжках лишь сцены влюбленности, которая не перерастает в настоящую, долгую и тем более крепкую любовь.

И здесь я снова процитирую писателя из прошлого. Точнее — критика, умевшего создавать художественно сильные строки. Вот какие мысли были у Дмитрия Писарева почти полторы сотни лет назад:

“Любить жену и детей — это, по-видимому, так просто и естественно, что каждый самый дюжинный человек должен был бы в этом отношении оказываться совершенно состоятельным. Но действительная жизнь говорит нам совсем другое: счастливые супружества и нормальные отношения родителей к детям рассеяны, как крошечные оазисы, в целой неизмеримой Сахаре разнообразнейших семейных раздоров, которые начинаются обыкновенно с затаенной взаимной антипатии и кончаются нередко скандалами или даже уголовными преступлениями. Чтобы действительно любить жену и детей и чтобы этою любовью доставлять первой прочное счастие, а вторым — истинную пользу, надо быть высокоразвитым человеком, или по крайней мере надо жить постоянно в здоровой и укрепляющей атмосфере честного труда. Мыслящий человек достоин быть другом своей жены и своих детей; работник, добывающий свой насущный хлеб ценою тяжелых и постоянных усилий, способен также уважать в своей жене добрую и расторопную помощницу и воспитывать в своих детях честных и полезных тружеников”.