Валерий Осинский - Виктор Пелевин и эффект Пустоты

Утопии, антиутопии, социально-психологическая фантастика, научная фантастика, фэнтэзи и т.д. и т.п. – классификация по жанрам не имеет значения. Что объединяет всех выше перечисленных авторов? Их объединяет умение создать интеллектуальные сказки с академическим уклоном для взрослых и детей, густо замешенные на философии и эзотерике. Собственно, вся эта заумь современного интеллектуального чтива родом из античной и восточной философии, а образы ее из мифологии, что перекочевала в фольклор европейских народов. Средневековые ужастики Бонфини о Владе Цепеше стараниями Курицына, современника Ивана Грозного, пришли в Россию. В Западной Европе жанр страшилок в своих сочинениях выкристаллизовал Эрнс Гофман. В России – Гоголь со своими чертями и ведьмами.

В новое время жанр социально-психологической фантастики до Пелевина наиболее успешно разрабатывали Владимир Орлов и Владимир Войнович.

По сути, современные сказители всего лишь интерпретируют фантастические сюжеты! Но чтобы дешевое «фэнтэзи» превратилась в интеллектуальное чтиво, а его творец в гуру, одной фантазии мало. Нужно теоретическое обоснование затмения.

Пелевин, так же как и его великие предшественники, говоря словами самого Виктора Олеговича, «мастерит фальшивую панораму жизни». И делает это безукоризненно. Его сюжеты увлекательны – не оторвешься! В книгах Пелевина есть все, что нужно его в меру интеллектуальному современнику: знание предмета, о котором он пишет, понятные герои, доступный язык, эпатаж, фабула – переживать за персонажей не надо, думать особо тоже, надо лишь дождаться, чем все закончится. У его персонажей есть портреты, но нет характеров. В его книгах есть действие, но нет конфликта. «Это отвечает настроениям широких слоев люпмен-интеллигенции, являющейся основным потребителем» в данном случае не сигарет, как в тексте, а книг Виктора Пелевина.

«Ребята! Спасибо вам огромное, что иногда позволяете жить параллельной жизнью. Без этого настоящая была бы настолько мерзка!» – говорит один из персонажей Пелевина, по сути, всем сказочникам интеллектуальных жанров.

Пелевин приглашает читателя на умную беседу. Ибо приятно после нервотрепки на работе, дома под одеялом и с котлеткой на блюдце окунуться в мир небывалых грез, где тебе дадут «ответ на вопрос, терзавший человечество последние несколько тысяч лет, в таких простых и всякому понятных терминах». Причем, мозговая атака проводиться так же из-под одеяла: тексты Пелевина – это представление столичного жителя, о том, что твориться за МКАД. Подобно персонажу Пелевина Пучину мнения Виктора Олеговича «в чем-то спорны, но то, что он предлагает, просто, понятно и логично».

То, что замечательный стилист Владимир Набоков тщательно шифровал в своих литературных крестословицах, – это, кстати, до сих пор крепко раздражает непритязательных читателей, рискнувших приступить к его книгам, – Пелевин выставляет напоказ и превращает в стеб и хохму. Он не грузит читателя стилистическими излишествами. Тексты Пелевина по его же собственному выражению, построены по формуле «остаточного литературоцентризма редакторов и издателей – своего рода реликтовый белый шум советской психики».

Так в кабаке Татарского рвет напротив портрета Тютчева с заезженной цитатой «Умом Россию не понять». Кто не знает Тютчева? Или слово «Небухаданаззер» показалось ему отличным определением человека, который страдает без опохмелки». Кто же не знает библейского царя? Над ним тоже можно поржать! Неизвестный библейский персонаж вызвал бы раздражение, из-за того, что надо напрягать мозги – кто такой?

Тут и там в тексте разбросаны четверостишья Марины Цветаевой, цитаты из Грибоедова, либо «безымянные», наподобие: «Во многой мудрости много печали, и умножающий познания умножает скорбь». Типа, нынешний интеллектуал, если и не читал Екклесиаста, то уж расхожую мысль из него точно слышал.

В книгах Пелевина запросто можно посидеть за одним столиком с Бальмонтом или Толстым. Полетать на истребителе «Харриер» со Шварценеггером из фильма Кэмерона «Правдивая ложь». Де Сад и Зухер-Мазох, Берроуз и Уорхолл и т. п. архетипы массового сознания к месту и нет, обильно рассыпаны по текстам Пелевина и создают иллюзию широкой эрудиции, – прям, Освальд Шпенглер! – выстраивают устойчивый ассоциативный ряд. Потребитель интеллектуального чтива доволен – он продвинутый чел: с ним общаются, как с умным, он понимает, о чем речь, и хохмит вместе с автором.