Сергей Давыдов - «Тексты-матрёшки» Владимира Набокова

Прототипом «Ариона» послужил сборник «Числа», выходивший в 30-х годах в Париже. {44} 44 С 1930 по 1934 год вышло всего восемь книг «Чисел», № 2/3 и 7/8 — сдвоенные номера. Активными сотрудниками этого сборника, напоминавшего предреволюционный «Аполлон», были Георгий Адамович и Георгий Иванов. После выхода 4-го номера сборнику грозила преждевременная кончина. Как и в рассказе Набокова, причины были финансовые. Спасителем и жертвой «Чисел» оказался некто Александр Буров, так же как Илья Борисович, написавший бездарный роман под названием «Была земля». «Числа» напечатали в 5-м номере первую главу романа, т. е. ровно три страницы, с примечанием «Продолжение следует». В 6-м номере «Чисел» редакция почему-то назвала эту первую главу «Прологом». Ср. в рассказе «Уста к устам»:

Озаглавлено было «Пролог к роману» … И в скобках: «Продолжение следует». Маленький кусок, три с половиной странички… <���…> Но почему «Пролог к роману», а не просто «Уста к устам», глава 1? Ах, это совершенно неважно.

В последующих номерах «Числа» отрывками напечатали весь роман А. Бурова, и в завершение Адамович здесь же, в № 7/8, поместил похвальную рецензию на него.

Все это должно было вызвать раздражение Набокова, тем более что «Числа» с самого начала своего существования заняли крайне враждебную позицию по отношению к его творчеству. В первом же номере сборника на Набокова с ожесточением набросился Георгий Иванов, назвав писателя «пошляком-журналистом, графом-самозванцем, втирающимся в высшее общество; кухаркиным сыном, черной костью, смердом». {45} 45 Числа. 1930. № 1. С. 235. «Числа» не печатали не только Набокова, но также и Бунина, Алданова и Ходасевича. Немалую роль в этом скандальном выпаде сыграли личные, семейные мотивы. За год до этого Набоков напечатал в газете «Руль» рецензию на роман И. Одоевцевой «Изольда». {46} 46 См.: Руль. 1929. 30 октября. С. 5. Набоков не выразил восторга по поводу романа молодой поэтессы, но молодая поэтесса была женой Георгия Иванова. Тот воспользовался первым же случаем, чтобы отплатить Набокову. Вслед за Адамовичем он обвинил Набокова в «перелицовывании заграничных образцов», {47} 47 Числа. 1930. № 1. С. 234. заявив, что в «Короле, даме, валете» старательно скопирован средний немецкий образец, а в «Защите Лужина» — французский. Какие именно образцы имел в виду рецензент, не сказано. {48} 48 Не менее абстрактно говорит о «французских влияниях» на Набокова Адамович: «„Защита Лужина“ написана черезвычайно искусно и, так сказать, по последней литературной моде. Первая часть романа особенно ясно отражала французские влияния. Мне тогда же один из читателей задал вопрос: чье влияние именно вы имеете в виду, что такое „французское влияние вообще“? Позволю себе вместо ответа привести короткую цитату из недавнего фельетона Жалу, критика распространеннейших „Нувелль Литерэр“, человека проницательного и вдумчивого: „Долгое время у нас в литературе царил адюльтер, и мы на это жаловались… Не кажется-ли вам, что теперь все эти школьные истории, эти блудные сыновья, эти удивительные юноши, эти вечные беглецы, — не кажется ли вам, что все это тоже становится общим литературным местом, в конце концов столь же скучным, как прежнее? Я говорю это в предостережение молодым писателям, избирающим дорогу, которая завтра будет исхожена вдоль и поперек“. Несомненно, что для русской литературы сиринская тема еще не является общим литературным местом. Но что по существу она неоригинальна, что это не „первоисточник“ — в этом тоже сомневаться невозможно». (Последние новости. 1930. 13 февраля).

На Набокова ополчились не только Иванов и Адамович, но и другие сотрудники «Чисел». Несомненно, рассказ «Уста к устам» — ответный сатирический удар. Набоков — не злободневный писатель, но в этом рассказе он решил посмеяться над своими гонителями. «Уста к устам» можно прочесть как шуточное опровержение обвинений, выдвинутых сотрудниками «Чисел». Рассказ изобилует тем, что обычно отсутствует в набоковском творчестве. Вымысел и изощренная фантазия, за избыток которой его, как правило, критиковали, здесь уступает место действительности, факту, документу, т. е. тем чертам творчества, в защиту которых «Числа» программно выступали. {49} 49 «Есть творчество — внутрь. Оно совершенно не требует вымысла, хотя и над ним можно „слезами облиться“. Оно ищет раскрытия того, что дано, и этим довольствуется. Другому, во вне вымысел нужен. Но Толстой на старости лет сказал (в воспоминаниях Микулич): „Как я могу написать, что по правой стороне Невского шла дама в бархатной шубе, если никакой дамы не было…“ Точка. Заповедь: больше нечего добавить. Нравственный закон художника. Не было дамы, значит, не надо о ней писать…». (Адамович Г. Комментарии // Числа. 1930. № 1. С. 140). В том же духе продолжает и Б. Поплавский: «Действительно, „если дама в котиковом манто по Невскому не шла“, то и нельзя об этом писать. С какою рожею можно соваться с выдумкой в искусство? Только документ». (Числа. 1930–1931. № 4. С. 171). Г. Адамович вряд ли мог бы назвать «Уста к устам» «правдоподобным мирком, созданным холодным и холостым воображением». {50} 50 Адамович Г. Сирин // Последние новости. 1933. 4 января. Здесь — не «чистое искусство, искусство для искусства», за которое Г. Адамович не раз упрекал автора, а «злободневная тема, бытописательный документ».