Федор Батюшков - Дон-Карлос, инфант Испанский

Пока, для него повѣсть Сенъ-Реаля представлялась лишь удобной канвой для картины изъ семейной жизни при дворѣ. Онъ бойко набросалъ планъ драмы, гдѣ любовь и ревность, соперничество отца съ сыномъ, сложная интрига, въ которой замѣшаны – отверженный любовникъ (донъ-Жуанъ, впослѣдствіи совершенно выпущенный изъ пьесы) и мстительная принцесса (Эболи), тоже потерпѣвшая неудачу въ привлеченіи возлюбленнаго, происки придворныхъ и слухи о далекомъ мятежѣ,– должны были составить главный узелъ пьесы. Въ такомъ видѣ Шиллеръ представилъ свой замыселъ на одобреніе Дальберга. Онъ нѣсколько разъ повторяетъ категорически, что задуманная драма – лишь картина семейныхъ отношеній и не затрогиваетъ вопросовъ общественаго и политическаго характера. Главное вниманіе поэта сосредоточено на личности донъ-Карлоса, y котораго отецъ отбилъ невѣсту. Ему рисуется также суровый образъ Филиппа II, семейнаго деспота, и трогательный обликъ королевы Елизаветы, жертвы условныхъ отношеній. Въ тѣни выростаетъ фигура коварнаго Альбы. На разработкѣ этихъ четырехъ характеровъ должна была быть построена вся драма. Но Шиллеръ медлилъ съ ея выполненіемъ. Дальбергъ, одобрившій первоначальный планъ и выражавшій сочувствіе автору, послѣ нѣсколькихъ отсрочекъ, потерялъ терпѣніе получить пьесу и иронически посовѣтовалъ Шиллеру – вернуться къ занятіямъ медициной, отказавшись отъ званія драматическаго писателя. Тогда Шиллеръ рѣшился на свой страхъ издать начало своей драмы въ вышеупомянутомъ журналѣ «Талія». Напечатанные отрывки вызвали горячіе споры. Шиллеръ самъ разсказываетъ намъ въ своихъ «Письмахъ о Д. К.» – въ какомъ направленіи онъ продолжалъ свою работу надъ пьесой, какъ мало-по-малу въ немъ самомъ измѣнилось отношеніе къ сюжету, какъ и самъ онъ измѣнился, и первоначальный герой драмы уступилъ мѣсто новому дѣйствующему лицу, т. е. маркизу Поза, хотя намѣченному и Сенъ-Реалемъ въ его повѣсти, но первоначально оставленному въ пренебреженіи Шиллеромъ; теперь это вводное лицо, о которомъ Шиллеръ даже не упоминалъ въ письмѣ къ Дальбергу, при составленіи плана своей драмы, выростаетъ въ центральную фигуру, выписанную во весь ростъ.

На новой редакціи пьесы невольно отразились слѣды колебаній автора, пережитыхъ имъ различныхъ настроеній, которыя ложились какъ рядъ наслоеній на загрунтованное полотно картины. Въ чемъ была ошибка Шиллера: въ томъ-ли, что онъ сразу не соразмѣрилъ всего, что можно было извлечь изъ даннаго сюжета, и посему невѣрно набросилъ контуры задуманнаго произведенія, или ему лишь позже пришли на умъ мысли, которыя вторглись, какъ посторонній элементъ, въ первоначальный замыселъ. нарушивъ его цѣльность? Сюжетъ ли подсказалъ ему его новыя мысли, или же его разработка содѣйствовала лишь проясненію тѣхъ идей, которыя были присущи самому автору, но дремали въ немъ, какъ подспудныя силы: случайный толчекъ ихъ вызвалъ наружу и непосредственное творчество изъ глубины души мощно вторглось въ искусственныя рамки и перегородки, въ которыя юный авторъ невольно самъ себя хотѣлъ заключить? Въ томъ возрастѣ, въ которомъ, Шиллеръ работалъ надъ "Донъ Карлосомъ", отъ 23–28 лѣтъ, человѣкъ еще складывается; основныя черты его міросозерцанія уже намѣчены, но, конечно, онѣ еще не пріобрѣли полной стройности и устойчивости, при едва пробудившемся самосознаніи. Конечно, не новелла Сенъ-Реаля подсказала Шиллеру его гуманитарные идеалы, которые послужили главнымъ содержаніемъ послѣдней обработки "Донъ Карлоса", но именно занятія мрачной эпохой господства инквизиціи и деспотичнаго монарха способствовали тому, что юный поэтъ прояснилъ себѣ свои положительныя воззрѣнія, работая надъ изученіемъ явленій отрицательнаго характера. Мы видѣли, что выборъ сюжета былъ случайнымъ, съ чужого голоса. Если бы Шиллеръ остался при своемъ первоначальномъ планѣ, онъ можетъ быть создалъ бы болѣе стройное, болѣе законченное произведеніе, отвѣчающее требованіямъ формальной цѣнности: историческую трагедію на почвѣ семейныхъ отношеній, съ дѣйствующими лицами, носящими историческія имена, но изображенными съ точки зрѣнія ихъ частной жизни, въ проявленіи чисточеловѣческихъ чувствъ и страстей. Однако, насколько менѣе при этомъ поэтъ вложилъ бы "самого себя" въ обработкѣ заданной темы. Пьеса, правда, не была бы и въ этомъ случаѣ вполнѣ "сочиненной", ибо Шиллеръ взялся за предложенный сюжетъ, лишь почувствовавъ сильное влеченіе къ характеру донъ-Карлоса, отчасти даже аналогію съ собственными свойствами и стремленіями, но только съ одной стороны – страстнаго темперамента и интенсивности чувства. Другой, идейной стороны поэта-философа данный сюжетъ не затрогивалъ. Между тѣмъ для Шиллера эта область была весьма существенна. Для воплощенія ея потребовалось новое лицо, въ которомъ, какъ принято предполагать, онъ отчасти выставилъ своего друга Кернера, но только отчасти, a въ цѣломъ создалъ образъ, который отвѣчалъ его личнымъ идеаламъ; образъ, въ которомъ онъ могъ полнѣе и рельефнѣе очертить свои личныя воззрѣнія, параллельно другому образу юноши, безнадежно влюбленнаго, съ жаждой жизни и дѣятельности, но обреченнаго судьбой на бездѣйствіе, въ томительной замкнутости придворной атмосферы. Шиллеръ весьма скоро почувствовалъ, что первоначальный планъ "семейной картины" его не можетъ удовлетворить. Еще не отступивъ отъ своего намѣренія не касаться политики, онъ уже мечталъ о "высокой трагедіи" и сѣтовалъ, что чуть было не замкнулся въ области "мѣщанскихъ котурнъ", тогда какъ тема исторической трагедіи можетъ доставить ему случай съ большимъ блескомъ выказать свои силы. Онъ мечталъ о нѣмецкой трагедіи, которая совмѣщала бы въ себѣ качества французской классической трагедіи съ преимуществами свободнаго размаха театра Шекспира. Уже Виландъ указывалъ на то, что нѣмецкая литература не имѣетъ ни одного произведенія, которое можно было бы противопоставить "Сиду", "Циннѣ", "Федрѣ ", "Британнику", "Аталіи", "Катилинѣ", "Магомету" и т. д. "Я желалъ бы," писалъ Виландъ, "чтобы мнѣ назвали хоть одно печатное произведеніе (по нѣмецки), которое во всѣхъ отношеніяхъ могло бы быть признано образцовымъ и поставлено на ряду съ любой пьесой Расина". Шиллера подстрекало чувство національной гордости обработать съ наивозможной тщательностью избранный сюжетъ исторической трагедіи; но еще сильнѣе заговорила потребность высказаться въ томъ духѣ, въ которомъ направлены были его мечты и думы, и онъ это сдѣлалъ, нарушивъ цѣльность первоначальнаго плана, расширивъ свою задачу, допустивъ нѣкоторую непослѣдовательность въ изображеніи характеровъ и ситуацій, но вложивъ себя въ свое произведеніе и давъ намъ почувствовать ту внутреннюю работу души, которая является самымъ драгоцѣннымъ качествомъ настоящаго художественнаго произведенія, хотя бы оно и было лишено нѣкоторыхъ формальныхъ совершенствъ.

Читать дальше