«Ах, плачьте, возлюбившие дьявола, стонайте и горюйте, стремящиеся к истине, почитающие ум – его обманывают вечно»…
На это без особого труда можно ответить в том смысле, что ум уму рознь. Есть ум Христов, но есть и такой ум, что хуже всякой глупости и которому, согласно Лютеру, подобает именоваться «блудницей диавола». А сверх того, согласно Ибсену
До крайности зашедший ум есть глупость
И расцветает трусости бутон
В цветок жестокости махровый.
Мы уже, особенно в нашу эпоху, в достаточной степени насмотрелись на злых глупцов. Кроме того, позволительно спросить, по какой это причине ум (разумеется, арифметически, эвклидов ум – мер, весов, морали и «тонкой политической интриги и калькуляции») оказывается в конечном счете в вечном просчете, отчего ему грозит при подведении окончательных итогов (после того, как ему дадут исчерпать его не весьма большие ресурсы) оказаться окончательно в дураках? Не от собственных ли внутренних его свойств, не от подлой ли нищеты духовной, притом совсем не евангельской? Бог любит Свою тварь и до конца жертвует Собой. Анатэма же «честно» играет в кости – и проигрывает – сначала Иова, потом Лейзера и мало ли еще кого из «сынов человеческих». Самое неприятное для Анатэмы то, что за этими «дифференциалами» добра и любви Божественной таится Крест Господень и грандиозный интеграл Сына Человеческого, Который, несмотря на все свое нечеловеческое величие Богочеловека, все же не только истинный Бог, но и истинный человек. И, проиграв Его, диавол, конечно, проигрывает всю партию. А Лейзер?.. Одним словом, снявши голову, по волосам не плачут. А Анатэма плачет по волосам, и в конечном счете мы не можем отнестись к нему серьезно – да и сам он к себе серьезно не относится… Бес по существу дела все-таки кончает тем, что оказывается «мелким бесом»… К этой теме мы еще вернемся, коснувшись личности и творчества Федора Сологуба.
После всего этого довольно странно Анатэме жаловаться на то, что из рук его, или из когтей, если угодно, Распятый и побежденный в числе, мере и банальной морали, логике и политических расчетах, все же отнимает у «часов, чья власть когтиста и рогата», их добычу. Но любовь – не юриспруденция и не каноника.
Поэтому мы не будем стараться разделять скорби как самого Анатэмы, так и возлюбивших диавола… Да уж таковы судьбы Божии неисповедимые. Анатэма их так хорошо формулирует, что ни отговариваться незнанием, ни тем более возлагать всю ответственность на «ограждающего входы» никак нельзя: «Я выиграл – Он отнимает, я победил – Он победителя заковывает в цепи, властителю выклевывает очи, надменному дает собачьи ухватки, виляющий и вздрагивающий хвост. Давид, Давид, я был тебе другом, скажи Ему – Он лжет!»
Поистине – да избавит нас Бог от этаких «друзей». Он и избавляет. А если им это не нравится – это их, как принято говорить, частное дело.
Проделав всю хитроумную комбинацию игры за душу Лейзера и спасовав пред высшей силой любви божественной, которая не знает ни расчетов, ни игры, ни самолюбия, но знает лишь свою сущность, любовь, Анатэма должен действительно «адски» (как ему это полагается по чину) страдать самолюбием. Но сочувствовать мы, то есть «мы – человечество », в этом ему здесь не можем, ибо сами достаточно настрадались от «интересных» проделок Анатэмы и от привитой им проказы самолюбия и эгоизма.
«Кладет голову на протянутые руки, как собака, и стенает горько».
Самое замечательное во всем этом – троекратное повторение знаменитого пилатовского вопроса об истине. Из этого видно, кто внушил Пилату слепой и дерзостный жест вопрошать об истине в присутствии Самой Истины, хотя, казалось бы, после слов «Се, Человек», можно было бы уже знать и что такое истина, не только философская и эссенциальная, но подлинно богословская и экзистенциальная, в опыте жизни переживаемая истина.
Автор «Анатэмы» пытается – и на этот раз детски просто и чисто, без виляний хвостом Анатэмы – показать, почему Анатэме и всем, кто с ним, не дается ответа на вопрос «что есть истина?»
«– Где истина? – Где истина? – Где истина?.. Скажи, узнает ли Анатэма истину?»
На это «некто, ограждающий входы» говорит решительно:
«Нет».
«Анатэма. Скажи, увидит ли Анатэма врата открытыми? Увижу ли лице Твое?»
Моисею, угоднику Божию, не дано было узреть лицо, от видения которого умирают. Может ли быть это дано Анатэме? Но для приемлющих таинство Голгофы и Воскресения эта тема просто не существует.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу