Юрий Штеренберг - Истории, связанные одной жизнью

Рос я общественным мальчиком – для меня двор и улица были немыслимы без компании мальчишек и девчонок. Я даже представить себе не мог одиночное препровождение времени, несмотря на то, что наши отношения далеко не всегда были мирными и бесконфликтными. Иногда, правда, возникало выяснение национального происхождения – это были первые уроки, но и они оказались важными элементами подготовки к будущей советской жизни. Я тоже не всегда был безобидным. Часто я предлагал своему товарищу Сене, без которого я вообще не помню своего детства, подраться или побороться. Я был сильнее его, и поэтому он обычно благоразумно находил причину отказа. Чаще всего это было отсутствие песка, который бы мог смягчить падение во время драки. Запомнился один трагикомичный случай. Мы были еще совсем маленькими, четырех-пятилетними, во всяком случае, далеко дошкольниками. Я привязал к дужке детского ведерка бечевку, насыпал в ведерко песок, все тот же песок, и начал это сооружение раскручивать. Как сейчас помню, что страшно удивился, когда увидел, что ведерко вдруг полетело и еще больше удивился, когда увидел, что оно “благополучно” остановило свой полет на шапочке Сени. В замедленном кино вижу, как Сеня падает, поднимается и молча бежит по направлению к своему крыльцу, поднимается по ступенькам и только после этого раздается оглушительный рев (потом, в других случаях, эта последовательность повторялась – конечно, Сеня, помимо обиды и боли, демонстрировал и неплохие артистические данные).

Хочу вспомнить о своих вокзальных впечатлениях и о наших поездках на Юг. Оказаться на вокзале – это было большое счастливое событие. Это значило, что мы куда-то едем. Но, честно говоря, я не знаю, что меня больше возбуждало: новые места, которые мне удастся повидать, или сама поездка. Мы выходим для посадки в поезд на перрон. Почему-то мне кажется, что это всегда было вечером или даже ночью. Люди снуют с чемоданами, узлами, свет перемежается с мраком, крики, свистки. Мы обязательно проходим мимо страшного чудовища – паровоза. Он не просто живет, он угрожает, он шипит, кряхтит, пышет жаром и злобой, неожиданно выпускает пар, чем-то лязгает, бросает вперед слепящие снопы света. Я стараюсь держаться от него, как только можно дальше, но он завораживает, я не могу от него оторвать взгляд, крепко держа за руку папу. Наконец, мы подходим к нашему вагону, поднимаемся по ступенькам и о счастье – мы садимся на наши полки, и я, конечно, у окна. Свисток, и начинается замечательная мелодия – перестук колес. Мы поехали.

До школы я смутно помню две поездки: в Ессентуки и в Нальчик. Первая была, по моим подсчетам, в 1929, а вторая – в 1930. В Ессентуках мы жили где-то в районе железнодорожной станции, под нашим балконом проезжал маленький паровозик (такие паровозы назывались “кукушками”), а я “управлял” движением и махал флажками. Здесь проявилась удивительная цепкость детской памяти: в парке был какой-то дедушка, скульптура, и я любил сидеть у него на коленях. Потом много раз спрашивал у мамы и у Нонны, бывавших позже в Ессентуках, что это за дедушка, но они не знали. И вот спустя более чем полсотни лет я оказался в этом парке и с радостью нашел маленькую малозаметную скульптуру “дедушки”, того самого, который остался в памяти трехлетнего ребенка. Нальчик мне запомнился замечательной прозрачной горной речкой и Волчьими Воротами, я это место боялся – а вдруг появятся волки. Наша семья была в полном составе, но в памяти у меня почему-то выделился главным папа.

У меня сложилось впечатление, что для некоторых людей одними из важных событий прожитого года являются поездки на отдых или интересные деловые поездки. Я легко вспоминаю почти любой год прожитой жизни, и главной “зацепкой” для моей памяти является то, что я сказал выше.

Лето 1934 я вместе с папой и мамой провел в Горячем Ключе. Этот выезд из Ростова был для меня знаменательным потому, что несколько лет до него, а что значит несколько лет для восьмилетнего человека, меня никуда не вывозили – почему, не знаю. Кроме того, в том году я шел в первый класс. Мы жили в санатории, главным врачом которого был Абрам Слободкин, муж моей тети Ривы. Горячий Ключ находится в самом центре Северного Кавказа, с характерными для этого района природой и людьми. Добраться тогда до Горячего Ключа было непросто. Мы приехали в Краснодар поездом, но на автобус сесть нам не удалось, и мы добирались до места на. волах: “Цоб-Цобэ”. В санатории проводил время с однолетками, купался в горной речке, впервые почувствовал, что такое Кавказ. Запомнилась одна история. На территории санатория, на хоздворе, рядом с водопроводным краном, я обнаружил большое осиное гнездо. Сколько их там было – сосчитать невозможно. Недолго думая, пристроил к крану какой-то шланг и стал поливать гнездо водой. Осы в строгом порядке поднялись вверх и эскадрильей пошли на меня. Я бросился бежать, но меня нагнали. Несколько дней потом я не мог ни двигаться, ни сидеть, но все говорили, что дешево отделался.