Сергей Беляков - Сборник критических статей Сергея Белякова

Дар напрасный, дар случайный…

Человек приходит в этот мир случайно, он не плод любви, но лишь следствие ошибки, оплошности, минутной слабости: «я пал жертвой того, что в комнатешке, где им (родителям — С.Б.) как-то пришлось заночевать вместе, не оказалось лишней раскладушки» [234] Палей Марина. Klemens. Роман. М.: «Время», 2007. С. 134. . Мужчина — «случайный осеменитель» «наивной — молоденькой самки» [235] Палей Марина. Klemens. Роман. М.: «Время», 2007. С. 73. . Нередко случайность заменяет корыстный расчет. Рая, пытаясь покрепче привязать к себе обеспеченного и любимого (но не любящего) голландского мужа, рожает ему одного ребенка за другим, превращая «невесомый свет далёких звёзд в три килограмма и сто пятьдесят граммов красного, орущего мяса» [236] Палей Марина. Рая и Аад. Повесть // Зарубежные записки. 2008. № 15. . Так рождение ребенка оказывается занятием если не безнравственным, то уж точно бессмысленным.

Таинственная связь мужчины и женщины, воспетая великими поэтами Аравии и Персии, Европы и Америки, у Марины Палей чаще всего означает пьяное соитие двух животных, невозможное, если бы животные оставались трезвы. В давнем уже рассказе «Отделение пропащих» акушер-гинеколог с омерзением осматривает рожениц, изумляясь только одному: кто же и при каких обстоятельствах мог польститься на их девственность? Это в России. В Европе же речь идет всего лишь о физиологическом процессе: «Деловитые, монотонные поступательные движения ягодиц. Полная иллюзия туповатого трудолюбия. <���…> котлету он отбивает, что ли?» [237] Палей Марина. Long Distance, или Славянский акцент. Сценарные имитации // Новый мир. 2000. № 1.

Семейная жизнь — беспросветна. Институт брака — «унылая игра», гарантирующая «стопроцентное отупение» [238] Палей Марина. Кабирия с Обводного канала // Новый мир. 1991. , несвобода: «Когда я впервые повесила (словно казнила) свои платья и блузки в нашем общем шкафу <���…> Я почувствовала: поймана» [239] Палей Марина. Дань саламандре. Роман // Урал. 2010. № 7. . Отныне зимние платья, оскверненные соседством с вещами мужа, напоминают женщин, повесившихся в коммунальной уборной, летние платья — майских утопленниц.

Неприязнь к рутине семейной жизни — тема, конечно, неновая.

Но вряд ли кто упрекнет Палей в банальности и вторичности. Если бы ее книги продавали миллионными тиражами, боюсь, наши ЗАГСы могли и опустеть. Палей обладает исключительным изобразительным талантом, она создает прямо-таки кинематографические образы, тут же встающие перед глазами. Прибавьте к этому таланту бешеный темперамент. Неприязнь к размеренной семейной жизни переводится на другой уровень. Вместо бессильных сетований на судьбу — пламенная ненависть. Семейная жизнь превращает мужчину в законченного мизантропа и женоненавистника, который строчит филиппики против жены и родителей («Klemens»). А что жена? Сочные губки-вишенки превращаются в… анус! Почти невесомый, похожий «на лепестки нежнейших цветов и крылья стрекоз» бюстгальтер, всего-то через пять лет семейной жизни напоминает «два прочных, довольно вместительных кошеля под картофель». А сама замужняя дама «подойдя к зеркалу и взглянув на живот, дополнительно обезображенный вертикальным шрамом после женской хирургической операции (отчего жир стал откладываться как-то резко несимметрично)» вдруг понимает «значение фамилии “Кособрюхова”…» [240] Палей Марина. Под небом Африки моей. Повесть // Знамя. 2009. № 10. .

Счастливая семья — оксюморон. Ее связывают «до гробовой тьмы» не любовь и уважение, а секс, скандалы («единственно подлинное совокупление» [241] Палей Марина. Klemens. Роман. М.: «Время», 2007. С. 184. ) и нежеланные дети. И всюду так. Сытость, благополучие размеренной жизни в современной Европе, долголетие ее обитателей, изобилие и комфорт ровным счетом ничего не меняют. А жизнь интимная разнообразится разве что товарами из секс-шопа: «Она: тщательно выбривает жидкие мышиные волоски — там, где они почему-то еще растут. Он: находит в аптечке немецкий стимулянт любовного чувства — на рождественской распродаже эта штука бесплатно прилагалась к пяти парам носков» [242] Палей Марина. Луиджи. Рассказ // Знамя. 2004. № 9. . А это еще самый светлый рассказ из цикла «Ошейник».

Отношения между родителями и детьми держатся на грубой силе, на угрозе репрессий (ремня). Отец Раймонды нещадно порет свою беспутную дочку. Порет, кстати, за дело (лучше родительские розги, чем «нагулянный» сифилис), но в глазах автора он — «животное». Майк из романа «Klemens» сочиняет целую филиппику против своих родителей: «Глазки и ротик мамины, носик папин» <���…> мой ужас проистекает не оттого, что я состою из частей (фрагментов, макродеталей) существ, которые мне омерзительны. <���…> я! Состою! Из их генов! А это для меня все равно что состоять из генов крыс, летучих мышей, пауков» [243] Палей Марина. Klemens. Роман. М.: «Время», 2007. С. 131, 132. . «Тлетворное влияние» если не загнивающего, то уж точно вымирающего (не рожающего) Запада здесь ни при чем. Такая система ценностей сложилась у Марины Палей еще на родине. Беременные и родившие бабы в ее ранних рассказах вызывают неприязнь, а бездетные Евгеша и Аннушка, напротив, симпатичны. Особенно нерожавшая Аннушка: «…псковская Даная 1913 года рождения <���…> не захотела превращать Золотой дождь в бренное мясо» [244] Палей Марина. Евгеша и Аннушка. Повесть // Знамя. 1990. (цит. по сайту Марины Палей) .