Р. В. Иванов-Разумник - Испытание в грозе и буре

Звали они революцию — и пришла она. Но пришла не в тишине, не в тихом пламени неопалимой купины, а в грозе и буре народного вихря. Ждали они ее в виде разубранного флагами корабля, торжественно салютующего холостыми зарядами, — пришла она в вихре пыли, грязи, крови, среди бурных валов бушующего моря. И мимо них проходит корабль революции — они с ужасом отвернулись от него.

И проходит мимо них этот корабль — «для тысячей нем, не понят никем, ибо слишком он был непохож на скучную ложь — на рассказы учителей местных» (Э. Верхарн)… И в мелкой злобе своей, а порою и в искренней боли своей, не слышат и не видят эти «местные учители» и их ученики того, что так ясно, казалось бы, для каждого, имеющего очи, чтобы видеть, имеющего уши, чтобы слышать.

Но есть и видящие, и слышащие. От «народных» глубин, от «культурных» вершин — поэты и художники радостно и скорбно, но чутко и проникновенно говорят нам о свершающемся в мире. Не боятся они грозы и бури, а принимают ее всем сердцем и всею душою: «Вестью овеяны — души прострем в светом содеянный радостный гром» (Андрей Белый) [5] Первая строфа стихотворения Андрея Белого «Голубь» (1918). . Так говорит один, и отзывается ему другой: «Грозно гремит твой гром, чудится плеск крыл, — новый Содом сжигает Егудиил» (Сергей Есенин) [6] Цитата из поэмы С. Есенина «Преображение» (1917; посвящение — «Разумнику Иванову»). . От вершин, от глубин — чутко чуют они то новое мировое, что идет теперь в грозе и буре революции: разрушение Содома старого мира, гибель Атланта и рождение, осуществление новой России, новой Европы, нового мира.

Видит это мировое и Александр Блок, поэт розы и креста [7] См. статью Иванова-Разумника «Роза и Крест (Поэзия Александра Блока)» в наст. изд. . И подлинно — крест видит он на русской революции и розой венчает ее. Давно не писал он ничего подобного поэме своей «Двенадцать» — да и писал ли? Лицом к революции, лицом к России стоит здесь поэт — и принимает, и понимает, и любит, и скорбит, и видит мировое значение совершающегося. Лицом к Атланту старого мира становится он в другом своем произведении, «Скифы», не менее замечательном, — и негодует, и предостерегает, и клеймит… Если бы даже ничего иного не дал русской литературе год революции (а он дал нам и стихи Н. Клюева, и поэмы С. Есенина, и еще никем не оцененного изумительного «Котика Летаева» Андрея Белого, и плач «о погибели земли русской» А. Ремизова) [8] Н.Клюев и С.Есенин весной 1917 г. сблизились с кругом петроградских эсеров (см.: Азадовский К. Николай Клюев: Путь поэта. Л., 1990. С. 198–200), в частности, с Ивановым-Разумником и активно печатались в редактировавшихся им изданиях. Роман Андрея Белого «Котик Летаев» публиковался в 1-м и 2-м сборниках «Скифы» (отд. изд. — Пг., 1922). «Слово о погибели Русской земли» Ремизова, жанрово-стилистическая аллюзия на одноименный памятник древнерусской литературы XIII в., было опубликовано вторично во 2-м сборнике «Скифы» (впервые в первоначальной редакции — в 1-м воскресном литературном приложении «Россия в слове» к газете «Воля народа» 28 ноября 1917 г.). Иванов-Разумник писал Андрею Белому 9 ноября 1917 г.: «…„Слово о погибели Русской Земли“ — вещь совершенно удивительная по силе, и глубоко мне по духу враждебная. О ней — статья моя „Две России“, непосредственно за ней следующая. <���…> Мое мнение — именно в „Скифах“ надо напечатать это великолепное „Слово“, глубоко реакционное не по внешности, а по глубокой внутренней сущности» (Андрей Белый и Иванов-Разумник. Переписка. С. 138–139). О позиции критика по отношению к этому произведению см.: Мануэльян Э. «Слово о погибели русской земли» А. Ремизова и идеология скифства Р. Иванова-Разумника // Алексей Ремизов. Исследования и материалы / Под ред. А. М. Грачевой. СПб., 1994. С. 81–88. , то все же после «Двенадцати» и «Скифов» год революции явился бы богатым годом русской литературы.

«Двенадцать» — поэма о революционном Петербурге конца 1917 — начала 1918 года, поэма о крови, о грязи, о преступлении, о падении человеческом. Это — в одном плане. А в другом — это поэма о вечной, мировой правде той же самой революции, о том, как через этих же самых запачканных в крови людей в мир идет новая благая весть о человеческом освобождении. Ибо ведь и двенадцать апостолов были убийцы и грешники.