Владимир Стасов - Двадцатипятилетие бесплатной музыкальной школы

Оркестровое исполнение Балакирева Чайковский называл «отличным», хор — «хорошо обученным». Потом продолжал:

«Но каково было удивление русской публики, когда она узнала, что дирекция Русского музыкального общества находит деятельность Балакирева совершенно бесполезною, даже вредною, и что в капельмейстеры приглашен некто, еще незапятнанный запрещенною нашими просветителями склонностью к национальной музыке. Не знаем, как ответит петербургская публика на столь бесцеремонное с нею обхождение, но было бы очень грустно, если б изгнание из высшего музыкального учреждения человека, составлявшего его украшение, не вызвало протеста со стороны русских музыкантов. Наш скромный голос есть в настоящем случае выразитель общего всем русским музыкантам тяжелого чувства… Балакирев может сказать теперь то, что изрек отец русской словесности, когда получил известие об изгнании его из Академии наук: „Академию можно отставить от Ломоносова, но Ломоносова от академии отставить нельзя“.

Со своей стороны я, хотя и не музыкант, тоже говорил тогда в «С.-Петербургских ведомостях»:

«Немецкая музыкальная партия у нас торжествует; русская, с Балакиревым во главе, унижена, отвергнута… Балакирев пал жертвой немецкой рутины и незнания. Каких только бездарностей не выдвинули против него, чтоб заменить его или ратовать против него в печати. Ни талант, ни знание, ни самые горячие, чудесные стремления — ничто не помогает. Но авось когда-нибудь и на немецкую музыкальную партию придет управа».

Сторонники ретроградства и консерватизма ликовали. Серов писал, отвечая мне (в «Голосе», 1869, № 145): «Нет у нас никакой партии, ни русской, ни немецкой, а есть гнездо самохвало-интриганов, которые хотят орудовать музыкальными делами для своих личных целей, отстраняя высшие цели искусства на задний план. Падение Балакирева, а вместе с ним и его „лагеря“ — дело вполне логичное и справедливое». Другой тогдашний критик, Ростислав, восклицал, также отвечая мне: «Не немецкая враждебная партия сгубила Балакирева, а сгубил его и вконец скомпрометировал тот же кружок, который превозносил его через меру и не дозволял ему подчиняться законным требованиям Русского музыкального общества (на счет необходимости большого классицизма). Можно ли вручать участь концертов Музыкального общества человеку, который заведомо принадлежит и поддерживается кликою разрушителей?» Этот самый Ростислав устроил даже при Русском музыкальном обществе особый комитет, который должен был «противиться зловредному наплыву людей, отрицающих пользу музыкальной науки (!) и уничтожающих все авторитеты в музыке». Но Балакирев и не думал «падать», «погибать». Выйдя из Русского музыкального общества, как среды, вовсе ему не свойственной и не подходящей, он с прежним жаром и энергией продолжал вести дело Бесплатной школы. На свой выход из Русского музыкального общества он отвечал целою сериею абонементных концертов Бесплатной школы в сезоны 1869–1870 и 1871–1872 годов, — концертов, которые все были посвящены исполнению величайших созданий новой русской и новых европейских школ. И один из самых коренных противников новой русской музыки и новых русских музыкантов, Ларош, должен был признаться («Голос», 1874, № 18), что от 1865 до 1870 года «кружок Бесплатной школы сделал огромные успехи в отношении кредита и влияния… Враждебность театрального ведомства удесятерила обаяние и популярность кружка…» Могло ли оной быть иначе, когда и сам Балакирев в этот период возмужал и вырос во всю свою величину, да с ним выросли и поднялись во всем могуществе и красоте своего таланта его товарищи, еще так недавно бывшие только его учениками: Кюи, Мусоргский, Римский-Корсаков, Бородин, т. е. все те люди, которыми гордится новая русская музыка! В начале 60-х годов они только принимались за свое дело; теперь они были уже могучие, пышно расцветшие таланты, чьи великолепные произведения наполняли теперь концерты Бесплатной школы. Могло ли оно также быть иначе, когда один из них, Кюи, с талантом композитора соединял талант музыкального писателя, критика и своими бесчисленными фельетонами в «С.-Петербургских ведомостях» в продолжение второй половины 60-х годов и целой первой половины 70-х годов (1864–1874) с талантом, блеском и энергиею сражался за русскую музыку, русских композиторов и Бесплатную музыкальную школу и старался водворять истинные, здоровые музыкальные понятия.

Могло ли при таком накоплении талантливости не оказаться на стороне школы некоторых «успехов в отношении кредита и влияния»? Ведь и среди музыкальной публики есть люди интеллигентные.