Андрей Немзер - При свете Жуковского. Очерки истории русской литературы

Там же. С. 156.

Там же. С. 159.

Царскосельский локус в данном случае имеет амбивалентный характер: это и место пушкинской молодости, и начало его «страдного» пути. Царскосельское лето 1831 года (время обработки заключительной главы «Евгения Онегина») – первое семейное лето, первый опыт карамзинского жизнестроительства.

Подобная двупланность равно характерна для поэтического мышления Тынянова и Ахматовой. Ср. тыняновский комплимент после доклада Ахматовой по работе «Последняя сказка Пушкина» 15 февраля 1933 года: «Я восхищен двуплановостью вашей работы – сатира на Николая и Александра одновременно». Цит. по: Герштейн Э. Ахматова-пушкинистка // Ахматова Анна . Указ. соч. С. 319.

Аналогично обстоит дело в «Смерти Вазир-Мухтара», где финальная победа Пушкина над Грибоедовым, претворение окончившейся жизни Грибоедова в бессмертную поэзию, неотделима от победы Маяковского над Хлебниковым, претворения творчества Хлебникова в его продолжающейся поэзии.

Маяковский Владимир . Полн. собр. соч. В 13 т. М., 1959. Т. 12. С. 265 (Выступление на диспуте о задачах литературы и драматургии 26 мая 1924 года). См. также: Брик Л . Маяковский и чужие стихи // Знамя. 1940. № 3. С. 165.

Маяковский Владимир . Указ. соч. Т. 10. С. 282.

Пушкин А. С. Указ. соч. Т. 4. С. 234–235, 391.

Маяковский Владимир . Указ. соч. Т. 10. С. 281, 287.

Цитатный характер этого образа точно почувствовала Цветаева: «Лодка-то твоя, товарищ, / Из какого словаря?» и далее о «дворянско-российском жесте» – Цветаева Марина. Стихотворения и поэмы. Л., 1990. С. 406–407. Вероятным подтекстом Маяковского представляется лермонтовский «Парус». Ср. цитирование «Паруса» при ответах на вопросы на вечере, посвященном двадцатилетию деятельности (25 марта 1930) – Маяковский Владимир . Указ. соч. Т. 12. С. 433.

Мандельштам Осип . Соч. В 2 т. М., 1990. Т. 1. С. 167.

Пастернак Борис . Собр. соч. В 5 т. М., 1989. Т. 1. С. 390.

Отослав к важной работе – Поливанов Константин. В. Маяковский в «Охранной грамоте» и «Людях и положениях» // Новое литературное обозрение. № 3 (1994). C. 227–230, позволю себе два замечания. Во-первых, легко предположить, что именно концепция «второго рождения» Пастернака могла послужить Тынянову подспорьем для мысли о «втором рождении» Мандельштама (о чем говорилось выше). Во-вторых – и это относится уже собственно к Пастернаку – кажется необходимым отметить, что размышление о «гении и красавице» в 15 главе третьей части «Охранной грамоты» (см.: Пастернак Борис . Указ. соч. Т. 4. С. 234), справедливо соотнесенное К. М. Поливановым с письмом Пастернака к З. Н. Пастернак от 26 июня 1931 года («…все, что я писал о Маяковском, я писал обо мне и о тебе» – Письма Б. Л. Пастернака к жене З. Н. Нейгауз-Пастернак. М., 1993. С. 68), не только описывает Маяковского и Веронику Полонскую (Пастернака и Зинаиду Николаевну), но и отсылает к пушкинскому сюжету. Ср. в очерке Цветаевой «Наталья Гончарова» (впервые: Воля России. 1929. № 5–6, 7, 8–9): «Было в ней одно: красавица. Только – красавица, просто – красавица, без корректива ума, души, сердца, дара. Голая красота, разящая, как меч. И – сразила. Просто – красавица. Просто – гений» – Цветаева Марина . Избранная проза: В 2 т. New York, 1979. Т. 1. С. 300. Если Тынянов был знаком с очерком Цветаевой, чрезвычайно любопытными (и значимыми для тыняновской концепции) представляются ее замечания о Гончаровой как о «том пустом месте, к которому стягиваются, вокруг которого сталкиваются все силы и страсти» – Там же. С. 301. Тыняновская Карамзина предстает сразу всем – Людмилой, Татьяной, русской историей, русской речью, Россией, свободой (ср. в последней главе: «писать о том и о той», корреспондирующее с посланием В. Л. Давыдову: «И на здоровье тех и той / До дна, до капли выпивали!.. // Но те в Неаполе шалят, А та едва ли там воскреснет» – Пушкин А. С. Указ. соч. Т. 2. С. 40, где «та» – свобода). «Заместить» ее может только абсолютное ничто, «просто красавица». (Ср., впрочем, невидимость Катерины Андреевны, кстати, вполне в духе цветаевской поэзии: «Она не имеет портретов» – 469.) Знакомство Тынянова с очерком Цветаевой прояснило бы поразительное совпадение ее черновой записи 1931 года с романной концепцией: «Не хотела быть ни Керн, ни Ризнич, ни даже Марией Раевской. Карамзиной. А еще лучше – няней» – Цветаева Марина . Указ. соч. Т. 2. С. 356.