Павел Анненков - Г-жа Кохановская

Можно спросить, конечно, не мираж ли все это, нет ли тут поэтического обмана, который тем сильнее, чем далее уходит от действительности, так как успехи описываемых классов в сфере реального, практического мира, на поприще гражданственности и общежития, все налицо и далеко не соответствуют обещаниям, какие дают руководящие их начала, разрешаясь по большей части весьма бедным итогом. Мы обязаны сказать, что миражи подобного рода есть тоже великая сила и необходимое орудие при воспитании народа: она перестают быть чем-то отвлеченным, несуществующим, призрачным. Когда мы видим, что с помощью их немцы, французы, англичане возвышают народное сознание до такой степени, что каждый человек в государстве начинает понимать свою национальность как первенствующую, избранную национальность земного шара, то, ближе рассматривая дело, легко увидать, что тут нет никакого обмана ни с какой стороны. Мираж становится истиной или, по крайней мере, орудием истины, как только способствует укреплению и развитию настоящих, коренных начал народного существования. В этом смысле легко оправдаться и г-же Кохановской от всех упреков в излишнем благорасположении к своему предмету. Мы смотрим на произведения г-жи Кохановской как на задачу поднять средствами поэзии и художнического рассказа народный дух страны и, само собой разумеется, разделяем мнение, что при этом всякого рода истины могут быть отстранены от участия в определении явления, кроме тех, которые прямо ведут к предположенной цели.

Точно такого же рода задачи породили в Европе известные произведения Ауэрбаха, Фрейтага, мисс Элиот и др., в которых авторы эти изображают тихую, трогательную, благородную жизнь скромных сословий своих родин с целью ободрить первые и внушить им доверие к нравственным своим силам. Задачи эти возникли не из счастливой находки или догадки отдельного лица: в них была настоятельная общественная потребность с тех пор, как узнали, что для полного развития государства необходимо ввести в его историю все те сословия, которые доселе играли в ней страдательную роль, задерживая или даже искривляя правильный ход ее. Из всех способов переменить эту страдательную роль на действующую и влиятельную забыт был один и надежнейший: внушить остальным сословиям убеждение, что они имеют сказать от себя весьма важное, нужное слово, что у них есть капитал в уме, взглядах и понятиях, который можно предъявить с гордостью и для которого можно требовать внимания и уважения. Ведь один только быт, высоко оценивающий себя, всегда и приобретает влияние на историю страны, и только такой, который настоятельно требует себе места в истории – его и получает. Для школы, к которой принадлежит г-жа Кохановская, истина эта, надо правду сказать, открылась ранее других. Конечно, старый метод подвигать к «прогрессу» замедлившие сословия пристыжением и понуждением их, был отвергнут школой с первого появления своего; но она, кажется, не очень высокого мнения и о лекарстве против неподвижности темных классов общества, заключающемся во всеобщей грамотности, разведении школ, расположении учителей, обязательном учении и т. д. Все усилия свои школа обратила в другую сторону, на то именно, чтоб узнать, нет ли в нижних слоях общества, паче чаяния, таких высоких задатков нравственного развития, которые бы позволили им открыто уважать себя, нет ли там еще не подозреваемых духовных сил и орудий, важность которых стоит только объяснить заслоненному населению, чтоб сразу выдвинуть его вперед и поставить в уровень с привилегированными агентами современной нашей истории. Учение это открыло путь множеству самых благоприятных для народа изысканий и еще большему количеству самых блестящих надежд и великолепных обещаний. Не все в этом труде, продолжающемся и доныне, подтвердилось на опыте, практической поверкой, но он действительно указал на существование в отечестве нашем важного исторического материала, которым пренебрегать более нет возможности. Участь своей школы должна разделить г-жа Кохановская. Все, что есть в ее произведениях неосновательно реформаторского, все, что относится у нее к поэтическому увлечению принципом, а не к самому делу, будет устранено даже первыми зачатками оригинальной политической деятельности тех самых классов, о которых идет речь, когда они приступят к этой деятельности; но имя г-жи Кохановской, как жаркого адвоката народно-провинциального быта, извлекшего художнически из молчаливой среды его столько трогательных и поучительных рассказов, всегда останется одним из весьма почетных и вместе горячо любимых имен. Нам кажется, что восторженные описания г-жи Кохановской как самого этого быта, так и мощного человека, им порождаемого, должны открыть для того и другого новую эру жизни и новый вид художнического воспроизведения в литературе. Повесть нашего автора – это только простое свидетельство об их появлении на сцену, то, что французы называют «acte de presence» – удостоверение в своем прибытии к месту. Если народно-провинциальный быт и мощный человек его не ограничатся одним этим актом, то надо ожидать, что благородное правило нашего автора – провиниться скорее изобилием красок и поэтическим умножением качеств предмета, чем какого-либо рода недоговором и умолчанием, – окажется совершенно не нужным.