В заключение желаю, чтобы урок, данный мною, неизвестным юношею, знаменитому литератору, которого сочинения расходятся по четыре тысячи экземпляров и который теперь скрывается за буквою Пси, не остался без пользы. Скажу ему еще за тайну, что не удаются остроты тому, кто не остер от природы и кто, сверх того, еще сердится. Напрасно вы, милостивый государь, прикидываетесь хладнокровным: вы горячитесь, сами не замечая этого; напрасно вы притворяетесь, будто не знаете настоящего имени молодого философа И.: по тону вашей статьи очень заметно, что вы твердо знаете мое имя; напрасно вы уверяете, что будто бы вы не читаете «Молвы» и даже не знаете, существует ли она: вы читаете ее, вы знаете наизусть много из того, что в ней пишется, вы помните в ней все гораздо лучше, нежели я, который, по слабости памяти, скоро забывает все, что читает написанного большею частию великих писателей, исчисленных вами, и что пишет сам. Прощайте и умейте, если можете, забыть меня так же скоро, как я вас забыл, ибо, оканчивая последнее слово моей отповеди, я уже забываю вас, чтобы никогда о вас не помнить [12].
Журнальная заметка (с. 436–444). Впервые – «Молва», 1835, ч. X, № 46–47, стлб. 320–333 (ц. р. 30 ноября). Подпись: В. Белинский. Вошло в КСсБ, ч. I, с. 488–502.
Настоящая заметка была ответом на рецензию Ф. Булгарина «Петр Басманов. Трагедия в пяти действиях. Соч. барона Розена…» («Северная пчела», 1835, № 251, 252, подпись: Кси). Булгарин обвинил молодых авторов «Телескопа» и «Молвы», прежде всего Белинского, в отсутствии патриотизма, в ренегатстве. На защиту Белинского выступил позднее Надеждин в статье «Европеизм и народность, в отношении к русской словесности»: «…Безбородые Шеллинги, возмущающие настоящее спокойствие литературы тревожными сомнениями, не так ничтожны на самом деле, как их думают представить… на их действиях нет ни тени корыстного расчета, ни тени злонамеренного предубеждения; и, что всего важнее, в них не только не видно ренегатов, отпирающихся от своего отечества, но напротив, ярко светит самый благороднейший патриотизм, горит самая чистейшая любовь к славе и благу истинно русского просвещения, истинно русской литературы» («Телескоп», 1836, ч. XXXI. См. также: Надеждин, с. 395).
между прочим (франц.). – Ред.
Что это за словесность с опущенными забралами и прочими атрибутами, которые придает ей сотрудник «Пчелы», по неумению ставить в приличных местах запятые?
В моих «Литературных мечтаниях».
При разборе «Черной женщины» г. Греча или «Мазепы» г. Булгарина – не помню, право {17}.
Критик «Библиотеки для чтения»? А как его имя? Или и он принадлежит к числу безыменных рыцарей?
В самом деле, я что-то плохо помню превосходные разборы г. Булгарина: у меня преслабая память. Виноват! я помню один превосходный разбор г. Булгарина – это разбор VII главы «Онегина», разбор, в котором сей знаменитый г. критик прокричал падение Пушкина на двух языках, русском и французском (совершенное падение! Chute complete!), и, как 2 × 2 = 4, доказал, что оная VII глава «Онегина» есть такой вздор, такая ничтожная и бездарная болтовня, в сравнении с которою и «Евгений Вельский» кажется чем-то дельным {18}. Да – этот превосходный разбор точно превосходен; он делает г. Булгарину большую честь, свидетельствуя о его беспристрастном, благородном и независимом образе суждения и его высоких и глубоких понятиях об изящном, и становит его на ряду самых превосходных российских критиков. Если сотрудник «Пчелы» г. Пси {19} такие разборы называет превосходными, то я мог бы вспомнить еще очень многие превосходные разборы г. Булгарина. Но только, в таком случае, г. Пси напрасно, называет превосходными разборы г. Полевого: они решительно дурны и ничтожны, если прототипом критики должны быть превосходные разборы г. Булгарина.
Так подписался под этой роковою статьею мой остроумный противник.
Каково остроумие! «Известный всей России и даже всей Европе!» Не случалась ли вам слышать брани кухарок или площадных торговок – «Эка ты княгиня, эка ты графиня, эка краля какая!» В этом состоит ирония и сарказм черни. Как жаль, что эта ирония и сарказм площади переходит так часто в превосходные разборы «Северной пчелы».
По крайней мере вы, мой остроумный противник, много, очень много про него слыхали.
Читать дальше