Виссарион Белинский: Сельское чтение, книжка вторая…

По случаю появления второго издания книжки г. Любимова «Про былое на православной Руси» в одном журнале было сказано:

Книга для грамотных людей! Я думал, что эта книга для меня, для вас, для всех нас, которые имеем честь, удовольствие или притязание называться «грамотными»: а выходит на поверку, что это – книга в самом деле для людей! Кто мог предполагать такой аристократический тон в таком простом и скромном заглавии! Между тем из содержания книги ясно, что автор под словом люди не разумеет ни меня, ни вас, потому что в тексте он всегда называет своих читателей – братцы! Этого титула я не люблю в обращении со мною: авторам, которым оказываю честь, покупая и читая их сочинения, я по самой крайней мере – батюшка, а не братец. Да, я думаю, что даже и людям этот боярско-снисходительный эпитет братцы не очень понравится, когда они станут платить наличными деньгами. Кто по-барски говорит людям братец, тот по-барски должен дать им книгу даром, подарить, а не продавать: тогда эта уж совсем благородная, аристократическая манера, и фамилиарность, отзывающаяся немножко спесью, охотно прощается такому автору {1}.

Итак, г. Любимов навлек на себя упрек в аристократическом тоне словом «братцы»? Упрек высказан очень остроумно, но справедлив ли он? Нам кажется, что книжка г. Любимова заслуживает полного упрека в том, что она крайне плохо составлена, сочинитель ее виноват в том, что взялся совсем не за свое дело, но отнюдь не в невинном слове «братцы». Это действительно плебейское словцо употреблено им для ясности изложения, и очень жаль, что вся ясность и толковитость книжки г. Любимова заключается только в этом слове. «Как ни зови, лишь хлебом корми», – говорит русский простолюдин, и слово: друг мой для него ничем не лучше братца, тем более что ведь не слово, а – le ton fait la musique [1]. Аристократический или барский тон, принимаемый в отношении к простому народу выскочками, мещанами и другими представителями среднего сословия, состоит не в словах, будто бы оскорбительных для простолюдинов, а в понятиях, оскорбительных для человечества и равно не христианских, как и не философских. Вот образчик таких понятий:

Возможность пользы простонародных книг о простонародном дело, о хлебопашестве, о домашнем хозяйстве я понимаю, хоть и не уверен в действительности этой пользы, как то известно всякому благосклонному читателю; но история кажется мне необузданною роскошью не только для простого мужичка, по даже и для старосты. Дело в том, что если мой крестьянин придет ко мне за советом, купить ли ему гисторию г. Любимова, я решительно скажу: «Не покупай, мой друг (братец – я никогда не говорю); лучше сбереги эту денежку; да вот тебе еще полтина: поди и купи на них хороший плуг или железную борону в земледельческом училище: это для тебя нужнее всех гисторий. А если боишься, что от безделья в праздник лукавый потащит тебя в кабак, так ведь у тебя есть «Бова-королевич»: читай его! Правда, твой «Бова-королевич» оборван и, как я видел, без начала. Ну, так читай с другого конца: для тебя ведь все равно, что ни читать и откуда ни начнешь читать!»

Вот это аристократический тон аристократов средней руки, которых во Франции называют, для отличия от истинных аристократов, les bourgeois… [2]Это получше всех возможных «братцев», хотя и называется «друг мой»! Осудить простолюдина на невежество, заставить его пахать землю да читать с обоих концов оборванного «Бову-королевича» и отнять у него право иметь понятие о его человеческих обязанностях, об истории его отечества, словом, обо всем, о чем имеет право не знать животное и чего не имеет права не знать человек, – и за это утешить его воззванием: «друг мой»! воля ваша, это что-то сильно отзывается не аристократизмом, а мещанством во дворянстве!..

Мы, право, не понимаем, почему для простолюдина вредно знать (в такой мере, в какой может он знать) прошедшую славу и настоящее величие своей родины, имена и подвиги великих царей и великих людей своего отечества. Не понимаем, что худого или смешного в том, что простолюдин будет читать книги, в которых, сообразно потребностям его сословия и быта, толкуется ему о его обязанностях как человека, гражданина и христианина, о способах к улучшению его быта и о разных любопытных предметах, познание которых развивает ум и дополняет, а иногда и заменяет опыт? Но понимаем, почему простолюдин обязан если не пить в кабаке, то читать «Бову-королевича» или подобные тому вздоры, которые только еще более огрубляют его ум, и без того грубый…