Иван Аксаков - По поводу одного духовного концерта

Да, душевное холопство, душевная подлость – вот характеристические черты русской цивилизации! Переход от народного непосредственного бытия на чреду «образованности» приобретается у нас большею частью ценою нравственного падения. История семейства графов Разумовских представляет нам наглядный образец этого перерождения человеческих видов, в течение одного века, от умного пастуха до пустоголовейшего вельможи, отрекающегося от отечества, от родной веры и оканчивающего свой век за границей в бездействии и разврате. То же самое видим мы почти ежедневно, встречая благочестивого, умного мужика, твердого духом и волею, сумевшего разбогатеть, пожелавшего дать детям господское образование, и рядом с ним, с этим крепким как кремень мужиком: его сынка, с пенсне, уже истощенного жизнью и усвоившего или, вернее, купившего себе за дорогие деньги самоновейший товар, «последнее слово науки». Иначе сказать: обученного различным научным гипотезам ученых Европы, которые некоторые наши холопы просвещения продают за несомненные, установившиеся аксиомы!.. Множеством примеров могли бы мы подтвердить и иллюстрировать наши слова, но прибережем их до другого раза, а теперь спросим только о том: можно ли ожидать правильного, плодотворного развития страны, где массы народа угнетены ее интеллигенциею духовно? Где нет выхода в высшую область духа для того, что лежит в самой основе народного непосредственного бытия? Где духовный и нравственный запрос народа должен смолкать и уходить в сокровенную глубь души, не смея высказаться и обнаружиться пред лицом образованных своих классов, которым судьбы его вверены? Где идеалы народа, бытовые и гражданские, где его святыня, все чем осмысляется для него земная и земская жизнь – не чтутся, а презираются, и презираются кем? Не столько официальною, часто бессильною властью, сколько властью более действительною, властью духовного свойства, которая естественно принадлежит руководящей интеллигентной среде, которая встречается народу на всех путях к просвещению, которая теснит, давит, уродует все его попытки свободного, самобытного развития?

При таких условиях, при таком нравственном разрыве с народом, можем ли мы ожидать того творчества жизни, которое так Христианство и современный прогресс нужно нам и которое дается только органическою ее цельностью? Какого толку можно надеяться, например, от самоуправления, если не дать ему внутренней свободы идти в уровень со степенью народного развития, а навязать ему такие европейские формы, применение которых равнялось бы, для мужика – в переносном смысле – переряживанию в тирольский костюм, в узкое трико театральных танцовщиков?..

В прошлом году один провинциальный городишко, где все городское общество состоит из купцов и мещан, возомнил, что ему действительно дано городское самоуправление. Он, конечно, не читал истории Североамериканских Штатов Лабулэ, в которой указаны своеобразные распоряжения самоуправляющихся Штатов в 30-х и 40-х годах об ограждении общественной нравственности (распоряжения, которые потом, с постепенным ходом просвещения, постепенно же видоизменялись). Не читал он и о том, что и в настоящее время в Северной Америке есть штат, так-таки и не допускающий у себя на театре представления «Прекрасной Елены» и нисколько не смущающийся мнениями о нем ни просвещенной Европы, ни просвещенных русских прогрессистов (впрочем, последние храбры только по отношению к России, а перед Европою с Северной Америкой – пас!). Но хоть город Зарайск (кажется, это был он) и не читал об этом, но имел неосторожность, в своем простодушии, понять свое право самоуправления в американском смысле и издал постановление: изгнать из богоспасаемого Зарайска кафешантаны со всеми развращающими молодежь арфистками… Не тут-то было. Поднялся административный и интеллигентный гвалт. Губернатор опротестовал распоряжение во имя… чего, не знаем, вероятно во имя нравственности или либерализма, – пресса во имя, вероятно, либерализма и просвещения. Подите же теперь, заставьте граждан поверить своему праву самоуправления, отнестись к нему серьезно и искренно!.. С нашей же точки зрения, всякое проявление свободной жизни и самобытности, хотя бы в грубой, невежественной, даже несколько деспотической форме, мы предпочитаем отсутствию жизни – мертвечине благоустроенных извне, но неприложимых порядков. Не бойтесь природной грубой правды невежества, бойтесь пуще всего лживой цивилизации и рабского к ней отношения; не бойтесь безобразия жизни, бойтесь благообразной безжизненности.