Погоняй! По колеям, по глади,
Погоняй! Во весь опор скачи!
От того, что мчится тут же, сзади,
О, скорей, скорей меня умчи!
Ложь в устах, ложь и обман во взгляде,
Всех надежд померкшие лучи,
Мой кумир, [14]но в площадном наряде —
Вот что сзади… Сердце, помолчи!
Тройка вскачь, во весь опор несется.
Я лечу, как молния летит…
Что ни миг, все дальше остается
Эта ложь… Но что ж меня умчит
От моих слез, жгучих язв, стенаний,
От твоих, о память, содроганий?..
Последние стихи достойно заключают это стихотворение, превосходно выражающее необычайный страх, наводимый на поэта мыслью, что за ним гонится «Знакомый человек» с рисунками «Иллюстрации».
Зная теперь, какой страх испытал г. фон Лизандер, мы не удивимся, узнав от него, что и самый протест, под которым он подписался, не доставляет ему наслаждения, а, напротив, казнит его. В отчаянии г. фон Лизандер восклицает:
Казнит меня все, все: дни сил и дни бессилья,
Казнит и то, чем жил, и то, чем я не жил,
Казнит и то, куда я еле двинул крылья,
Казнит и то, к чему во всю их мочь спешил.
Последний стих, очевидно, указывает на тот благородный энтузиазм, с которым все друзья нашей гласности и прогресса спешили стать в ряды защитников гг. Чацкина и Горвица… Грустно видеть психологический результат, оставленный этим блистательным делом в сердце и уме г. Д. фон Лизандера!.. Вместо гордого наслаждения и могучего самодовольства он испытывает и выражает в своих стихах лишь малодушные мечты расстроенного воображения. То у него «ужас и кручина – дыбом волосы поднимут на челе»; то ему «в глаза слой ржавчины голодной глядит, и мглы черней»; то представляются ему «десятки палачей и топор в размахе»; то снится ему, —
Что он уснул и спит под райскими кудрями
Каких-то райских жен и видит, упоенный,
Как херувимов рой, сквозь шелк их, благосклонно
Взирает на него сапфирными очами…
То он испытывает странное чувство во время прогулки и вдруг, как опьяненный, садится на пень и в этом поэтическом положении размышляет:
Я присел на пень, как опьяненный.
Светлый воздух, зноем пропоенный,
Лег, как ласка милой, на плечах…
О творец! Уж если здесь такая
Нега есть, – что ж там нас ждет, сияя
В благодатных этих небесах?..
Пылкое воображение г. фон Лизандера доходит до того, что подвергает его следующей неприятности. У поэта был во владении лес. «Деревьев вековых наследник небогатый», он продал их на сруб. Но когда стали их рубить, то ему вообразилось вот что:
…Точь-в-точь передо мною губят
Не лес – моих друзей, и головы им рубят…
Бог знает, до чего бы могло дойти расстроенное воображение г. фон Лизандера, если бы не успокоил его «ангел-хранитель» такою песенкой:
Спи, бедный, спи! Усыпленье беспечное —
Лучшее благо сердцам. В нем ты поймешь усыпление вечное,
То, что могила даст нам.
И г. фон Лизандер спит, и можно сказать – спит на лаврах, после знаменитого протеста. Впросонках пишет он стихи, большею частию лишенные смысла и всегда нескладные; но «когда же складны сны бывают?» Будем довольны и тем, что в сонных стихах г. фон Лизандера все-таки увековечена для потомства история знаменитого протеста. [15]
Что касается до характера поэтического гения г. Бажанова, то мы надеемся определить его довольно верно, сказавши, что в сем пиите представляется нам суровый пуританин, одержимый эротическими страстями. С одной стороны – вот какие обличения и советы:
О смертный! не ропщи на свой удел;
Вооружись терпением и верой,
Неси свой крест покорно, – и господь
Сторицею воздаст тебе в той жизни
За здешние лишения твои…
Все тлен: богатство, почести и слава;
Ты ничего с собою не возьмешь
В тот неизбежный час, как ангел смерти
От тяжких уз телесных разрешит
Бессмертью предназначенную душу; —
Тогда пред неумытным судией
Предстанет не вельможа знаменитый
И не богач, – предстанет человек,
С порочными иль добрыми делами,
И примет мзду, заслуженную им.
Благоговей смирись пред провиденьем:
Его рука путем тернистым бедствий
К небесному блаженству нас ведет;
Здесь только тот и счастлив и покоен,
Кто, жребием довольствуясь своим,
С терпением удары рока сносит.
А с другой стороны вот – какие «Воспоминания старушки»:
Ах, – и я была когда-то молода
И слыла в селе красавицей тогда!..
Как пойду, бывало, павой в хоровод,
Мною весь честной любуется народ..
Парни-молодцы, как мухи к меду, льнут
И проходу красной девке не дают.
Только слышишь: Марфа, спой да попляши!
У те голос, у те ножки хороши!..
Кто орешков, кто гостинцев мне сулит,
Кто колечком, кто платочком подарит, —
А Степан – лихой, удалый молодец,
Заручил меня, младую, под венец…
Под венцом я рдела, словно маков цвет,
Говорили: краше девки в свете нет…
А теперь – где ты, скажи, моя краса?..
Поседела темно-русая коса;
По селу едва-едва брожу с клюкой, —
Одолела старость с хворостью лихой, и пр.
Читать дальше