Валерий Брюсов - Об одном вопросе ритма

Аполлон, № 11, 1910

«Символизм» Андрея Белого – одна из тех книг, в которых говорится de omni rescibili et quibusdam aliis! Оглавление предлагает читателю «проблему культуры», вопросы «о научном догматизме» и «о границах психологии», «эмблематику смысла», «принцип формы в эстетике», «сравнительную морфологию ритма русских лириков», «магию слов» и т. под. Но оглавление слишком скромно и содержание книги гораздо разнообразнее. Так, мы находим в ней еще рассуждения о теософии, о китайском языке, о коэффициенте расширения газов, о ведийской литературе, о инструментализме Ренэ Гиля, о вихревом движении жидкостей, о каббалистике и астрологии, о прагматизме и прагматистах, о памятниках египетской письменности, о психофизическом параллелизме, о термохимии и о многом другом. Попутно Андрей Белый рассказывает биографии великих людей, как, напр., Гельмгольца, составляет списки пособий для самообразования и еще находит место для полемических выпадов и для лирических автобиографических признаний.

Собственно говоря, огромный том, более чем в 600 страниц, представляет собою две книги, произвольно-соединенных под одной обложкой. Обе книги, в большей своей части, посвящены вопросам весьма специальным… Первая (или первая часть тома) занята философским и историческим оправданием символизма. В ряде статей, критикующих различные распространенные (в философии, в науке, в обществе) взгляды на природу истины. Андрей Белый старается установить, что истина доступна человеку только в символах. Статьи написаны тяжело и языком трудным. Вторая книга (вторая часть тома) занята исключительно вопросами русской метрики, и к «символизму» отношение имеет лишь самое отдаленное, какое вообще не может не иметь теория стиха к теории поэзии. От читателя эти статьи требуют исключительного внимания к вопросам ритма и стихосложения.

Какого, однако, читателя имел в виду сам Андрей Белый, сказать трудно. Тогда как в тексте он разбирает сложные вопросы теории познания, приводит математические формулы, делает ссылки на редчайшие издания, – в комментариях, присоединенных к книге, он берет на себя роль популяризатора. Здесь он считает нужным сообщать читателю, что Кант – это «основатель критической философии», «Вундт – известный немецкий психолог», «Гартман – модный в свое время философ», и объяснять, что такое «рондо» и «триолет» или что такое «метафора» и «метонимия». В этих же комментариях делаются длинные выписки из «Критики чистого разума», чтобы доказать априорность пространства, a также выписки общеизвестных страниц Шопенгауера и Ницше. Затем, по поводу всякого вопроса, затронутого в книге, приводится его «литература» и в том числе то перечень книг для лиц, «с философией вовсе незнакомых и желающих ориентироваться в философских проблемах», то, – сочинений, касающихся «санскритской письменности»…

Оценить всю эту ученость Андрея Белого под силу только человеку с познаниями поистине энциклопедическими. Мы же только можем заметить, что в тех вопросах, которые нам более или менее известны, сведения, даваемые «Символизмом», оказываются небезупречными. Так, например, перечни книг, «касающихся теории и стиля символистов», и «журналов, в которых дебатировались вопросы символизма», бесспорно состоят из случайного набора заглавий. В перечень журналов внесены такие популярные, ничего общего с «символизмом» не имеющие издания, как «Revue Hebdomadaire», «La Nouvelle revue moderne», «Freistadt», «Nuova Antologia», «Nuova Parola», и пропущены «Revue Blanche», «Pan», «Insel», «Ver Sacrum» и т. под. Среди книг указана вовсе не существующая книга Ренэ Гиля «Notes sur le Symbolisme», и книга Гиммельштерна «Rhythmik-Studien», o «символизме» и не поминающая, и т. п. Столь же небезупречны сообщения Андрея Белого (на которые он очень щедр) о различных явлениях античной жизни. Характеристики учений греческих философов сделаны им крайне сбивчиво и неточно. «Пеон» на протяжении всей книги называется «пэаном», a в одном примечании, где Андрей Белый пытается эту свою явную ошибку оправдать, он уверяет, что «пэаны» были гимны в честь Диониса (в действительности – в честь Аполлона). Название «Илиады» во всей книге упорно пишется через два л. И т. д.

Написан «Символизм» поразительно неровно: некоторые страницы сильно и выразительно, другие – крайне небрежным, можно сказать неряшливым языком. Мы уже не говорим о том, что от книги подобного рода можно требовать крайне осмотрительного обращения с терминами (чего в «Символизме» нет вовсе), но в целом ряде мест простая ясность изложения оставляет желать многого.