Михаил Терентьев - Россия и Англия в Средней Азии

Наемные войска их состояли из всякого сброда: тут были и русские, и татары, и пленные немцы и литовцы, но их едва хватало для одной только пассивной обороны от набегов зауральских татар, основавших по Иртышу независимое владение, с главным городом Искером или Сибирью.

Чтобы дать добрую острастку этой Сибири — нашим следовало самим перейдти за хребет и поразить разбойника соседа в самое сердце. Строгоновы так и решили. Они пригласили к себе на службу одну из разбойничьих шаек, спасавшуюся на р. Каме от царских войск. Это была шайка Ермака, состоявшая из донской вольницы, грабившей по Волге и своих и чужих.

Нападение на персидских и бухарских послов, плывших по Волге в Москву, вынудило Царя принять против разбойников крутые меры: казаков ловили, вешали, топили — и стали казаки разбегаться как волки...

Понятно с какою радостью приняли, осужденные на казнь люди, предложение Строгоновых и как усердно служили они своим кормильцам: они не только обороняли городки от набегов вогуличей, вотяков и пелыцмев, но и сами делали набеги на этих «желтокожих».

Летом 1581 Строгоновы предложили Ермаку перевалить за Каменный пояс и наказать хана Кучума.

Предприятие это, задуманное без ведома и позволения Москвы, было чрезвычайно смело: преувеличенное понятие о силе и значении инородцев, господствовавшее тогда в Москве, которая даже остяцких и вогульских мурз считала князьями, а Кучума самим сибирским царем — грозило Строгоновым, в случае неудачи, большою бедою.

Как нарочно в тот самый день, 1-го сентября 1581 года, когда Ермак с партией в 840 человек (в том числе до 300 пленных литовцев, немцев и татар) двинулся на Сибирь — в тот же день толпы дикарей вогуличей, собранных пелымским князем, напала на Чердынь и на строгоновские земли.

Иван Грозный отнесся к предприятию, как и следовало ожидать, весьма строго: «это случилось по вашей измене», писал царь Строгоновым, «вы вогуличей, вотяков и пелымцев от нашего жалования отвели {3} 3 Не значит ли это, что Иван Грозный платил этим дикарям жалованье — другими словами дань за то только, чтоб они сидели смирно? их задирали... потом призвали к себе волжских атаманов и воров, наняли их в свои остроги без нашего указа...» Осудив всякое движение вперед, всякий набег и предписав настрого ограничиваться одною обороною «Пермских мест» царь оканчивает: «а не вышлете из острогов своих в Пермь волжских казаков — атамана Ермака Тимофеева с товарищами и станете держать их у себя, а Пермские места не будете оберегать и если такою вашею изменою что впредь случится... то мы за то на вас опалу свою наложим большую, атаманов же и казаков, которые слушали вас и вам служили, а нашу землю выдали, велим перевешать» .

Грозный шутить не любил и потому не трудно сообразить, чем рисковали Строгоновы; подозрение в государственной измене — грозило им плахой!

Дело однакоже было сделано: Ермак перешел Каменный пояс и, плывя на стругах из реки в реку (Чусовая, Серебрянная, Жаровля, Тура), углубился в недра Сибирского царства.

Огнестрельное оружие, неизвестное дотоле сибирским татарам, навело на них панический ужас. Хан Кучум, побитый в нескольких схватках, бежал в степи. 26 октября казаки вступили в пустой город Сибирь, а весною докончили завоевание. Атаман Кольцо, посланный в Москву «ударить челом» {4} 4 Подобное выражение существует во многих языках, например, у персов: бе сер зеден — головою бить или поклониться. т. е. поклониться царю Сибирским царством, — был торжественно принят Грозным. Разбойники, приговоренные к смерти и бежавшие чуть не из под виселицы, эти разбойники осмелились явиться перед строгим царем, после того как прибавили ко всем прежним винам еще новую: самовольное завоевание соседнего царства!

Можно было ожидать всего, что угодно, только не того, как поступил Грозный: он не только простил казакам прошлые вины, но и одарил их. Правда, что депутатам предшествовала молва о небывалом подвиге горсти удальцов, о баснословных богатствах Сибири, полной злата и сребра. Правда и то, что казакам простил уже сам народ, встречавший депутацию с горячим приветом, но разве это значило что-нибудь перед царем, который больше всего хлопотал о дисциплине? Не это повлияло на решение царя: государственный смысл, подсказавший впоследствии Екатерине II знаменитое «победителя не судят», предохранил и Грозного от излишнего увлечения дисциплиной.