Олег Смыслов - Плен. Жизнь и смерть в немецких лагерях

Марсель Жюно предложил послу организовать с Германией обмен информацией о пленных».

8 августа 1941 года послы и посланники стран, с которыми СССР имел тогда дипломатические отношения, получили ноту советского правительства. В ней снова обращалось внимание на то, что Советский Союз признает Гаагскую конвенцию, и вновь выражалась надежда, что и другая сторона будет ее соблюдать.

На следующий день Германия вроде бы разрешила представителям Красного Креста посетить лагерь для советских военнопленных. Однако считается, что советское правительство отказалось пускать сотрудников Международной организации в свои лагеря.

6 сентября 1941 года посол в Турции Виноградов телеграфировал заведующему средневосточным отделом Наркомата иностранных дел СИ. Кавтарадзе: «Как Вам известно, немцы уже дали первый список наших красноармейцев, захваченных ими в плен. Дальнейшие списки будут даны лишь после того, как Красный Крест получит такие же данные от нас».

После получения первого списка на 290 советских военнопленных в Москве приготовили список на триста немецких пленных, но по каким-то причинам не отправили…

А причина более чем проста. Если с началом войны и в ее первый месяц советское правительство еще как-то шло на любые контакты, и прежде всего по вопросу военнопленных, то уже в августе все встало на свои места…

Во-первых, окончательно выяснилось, что для Гитлера международное право не значило ровным счетом ничего.

Во-вторых, в августе 41-го сложилось такое катастрофическое положение на фронтах, что очень многие вопросы вполне закономерно становились второстепенными.

В -третьих, сотни тысяч советских бойцов и командиров, оказавшихся в окружении, не могли уже обрести равноценное отношение по сравнению с противной стороной и рассчитывать на какую-либо помощь и гуманное к себе отношение. И прежде всего — из-за особого генерального «плана Ост» и особого «плана Барбаросса», целью которых было истребление славян и других народов, населяющих СССР…

В первую очередь это касалось советских военнопленных.

26 ноября 1941 года «Известия» опубликовали ноту Народного комиссариата иностранных дел СССР, врученную накануне всем дипломатическим представительствам. В ней, в частности, говорилось: «Лагерный режим, установленный для советских военнопленных, является грубейшим и возмутительным нарушением самых элементарных требований, предъявленных в отношении содержания военнопленных международным правом и, в частности Гаагской конвенцией 1907 г., признанной как Советским Союзом, так и Германией».

Но вернемся назад. В фашистскую Германию. Итак, 30 марта 1941 года Гитлер целых два с половиной часа объяснял своим высшим офицерам всех родов войск в Имперской канцелярии новый характер предстоящей войны с Россией.

— Наши задачи в отношении России: вооруженные силы разгромить, государство ликвидировать… — возбужденно кричал он, жестикулируя с трибуны. — Коммунизм — чудовищная опасность для будущего. Нам не следует придерживаться тут законов солдатского товарищества. Коммунист не был товарищем и не будет. Речь идет о борьбе на уничтожение.

Нужно бороться с ядом разложения. Это не вопрос военных судов. Войсковые начальники должны знать, о чем тут идет речь. Они обязаны руководить этой борьбой… Комиссары и люди из ГПУ — это преступники, так с ними и следует обращаться… Эта война будет резко отличаться от войны на Западе. На Востоке же жестокость — это благо для будущего.

От командиров требуется жертва — отбросить все сомнения…

Словом, март 41-го — месяц не случайный… Например, в том же марте генерал-лейтенант фон Остеррайх Курт, начальник отдела по делам военнопленных Данцигского военного округа, а до этого командир 207-й пехотной дивизии, дислоцировавшей во Франции, был вызван в Берлин, в ставку верховного главнокомандования на секретное совещание.

Руководил совещанием начальник управления по делам военнопленных при ставке генерал-лейтенант Райнеке. На совещании Райнеке выступил перед начальниками отделов по делам военнопленных из различных округов и офицерами ставки…

Генерал фон Остеррайх Курт, давая показания в декабре 45-го, вспоминал: «Генерал Райнеке сообщил нам под большим секретом о том, что ориентировочно в начале лета 1941 года Германия вторгнется на территорию Советского Союза и что в соответствии с этим верховным командованием разработаны необходимые мероприятия, в том числе подготовка лагерей для русских военнопленных, которые будут поступать после открытия военных действий на Восточном фронте. Все присутствующие на этом совещании начальники отделов по делам военнопленных получили конкретные задания о подготовке определенного количества лагерей для приема и размещения в них русских военнопленных.