Олег Смыслов: Иуды в погонах

4 сентября во время классных занятий командир полка в присутствии офицеров возвратился к заданным ему накануне Беленко вопросам и на каждый из них обстоятельно дал разъяснения. Присутствующим офицерам было понятно, что командир расценивает действия Беленко как проявление карьеризма.

Последний, обидевшись на Шевцова, вспылил и демонстративно ушел с занятий домой. В этот же день отказался выполнить указание командира эскадрильи заступить ответственным дежурным, мотивируя тем, что такие обязанности может исполнять только начальник штаба эскадрильи, которым он не являлся.

Очевидно, после случившегося Беленко, пытаясь выяснить возможную меру дисциплинарной ответственности за своё поведение, пользовался имевшимся у него дома дисциплинарным уставом…»

К слову сказать, окончательное решение на побег Беленко принял за месяц до б сентября.

И весь месяц в кармане летной куртки носил специально с этой целью подготовленную им записку на английском языке: «К самолету никого не подпускать. Самолет замаскировать. Немедленно свяжитесь с американской разведкой».

После побега Виктора Ивановича Беленко были опрошены более сотни человек из числа его родственников и сослуживцев. Кроме конфликтов на службе, о которых говорилось выше, он во всем был примерным и положительным.

Юрий Алексеевич Николаев продолжает свой рассказ о Беленко: «По заключению ПШИ ВВС, исследовавшего объективные данные системы автоматической регистрации полета (САРП), возвращенной японцами вместе с самолетом, Беленко практически держал прямой курс на острове Хоккайдо и не делал никаких разворотов. Экспертизой подтверждено, что пленка САРП принадлежала его самолету.

Системой САРП также зарегистрировано, что Беленко ушел из учебной зоны в сторону моря, резко снизившись до 250 метров. На этой высоте он летел над морской поверхностью от береговой черты СССР примерно 130 километров. Такие действия пилота, но мнению специалистов, могли свидетельствовать о его стремлении уйти от радиолокационного сопровождения.

На квартире Беленко была обнаружена рукописная схема с цифрами на отдельном листе. По заключению графической экспертизы, схема исполнена им. Специалисты, проводившие навигационно-штурманскую экспертизу, сделали вывод, что схема представляет собой прокладку маршрута полета самолёта МиГ-25П от аэродрома Соколовка до аэродромов Титосе и Муроран (Япония) из расчета восьмидесятипроцентной заправки самолета топливом, то есть такого его количества, которое обычно планировалось для полетов МиГ-25П в простых метеоусловиях».

С собой Беленко взял только свидетельство летчика-инструктора 1-го класса, аттестат зрелости, диплом об окончании военного училища и свидетельство о рождении.

В крохотной квартирке летчика-истребителя на кухне была небольшая полочка. В том кухонном углу и коротал свои свободные минуты Виктор Иванович. На полочке, где лежало всего десятка полтора книг, в одной из них и нашли этот самый расчет…

В тот день Виктор Беленко сначала отвел сына Димку в детский сад, а потом отправился на полеты.

Командира эскадрильи он почему-то перед вылетом спросил:

— Ну я полетел, командир?

Как вспоминает авиатехник В.П. Иваней, «в пятницу, 3 сентября, мы еще с одним техником готовили “31-й” борт: новенький МиГ-25, только что поступивший с авиазавода. Всего 25 часов налёта, то есть практически время перелета на Дальний Восток. А перед этим Беленко отпросился у командования в Находку на пару дней. Что он там делал, не знаю. В общем, мы провели положенный регламент “31-му”, все было отлично, и самолет «отгазовали» на стоянку. И вот в понедельник, 6 сентября, Беленко делает первый вылет — на “спарке”. А потом садится на “31-й”… и исчезает».

Дело в том, что МиГ-25 с бортовым номером «31» находился в дежурном звене, где заправка всегда была стопроцентной. А приготовленный для Беленко самолет имел лишь 80-процентную заправку. Но якобы он имел неисправности, и поэтому борта поменяли. Словом, Виктору действительно повезло. Ему выделили резервный самолёт с полной заправкой горючего. Он лишь трижды уточнил у авиатехника, действительно ли баки самолета заполнены на сто процентов.

Первыми словами Зуева на турецком аэродроме были следующие: «Наконец-то я — американец!»

В Турции его судили по обвинению в угоне самолета и оправдали, сочтя, что его действия носили исключительно политический характер. Турецкие власти отказались пустить к МиГ-29 американских специалистов и уже через двое суток вернули самолет Советскому Союзу. Сам Зуев получил политическое убежище в США.