В 43-м году наши войска начали наступать. И немецкий лагерь погнали в Кенигсберг, разбирать город от завалов. Это был кошмар! Под руинами домов находились десятки разлагавшихся трупов. Многое девушки не выдержали трупного запаха, падали в обморок.
В конце 44-го мне все-таки удалось сбежать. Помню, я пошла в ту сторону, где меньше стреляли. В итоге очутилась в американском фильтрационном лагере. Никаких документов у меня при себе не было. Американцы предложили на выбор четыре страны, где бы я могла жить после войны… по я рвалась на родину».
В более раннем рассказе бабушка скажет поточнее: «рвалась домой — к матери».
В Гатчину Нина Михайловна вернулась летом 1945 г.: «Через два дня отправилась отмечаться в милицию. И задержалась там на 10 лет. Меня сразу арестовали и отвезли в Ленинград в серое здание на Литейном. За что посадили, не помню…
Зато помню моего следователя, поляка но фамилии Куксинский. Это был очень жестокий человек. на допросы вызывал ночью. Пока одного допрашивал, я стояла, прижавшись лбом к стенке, руки держала но швам. В таком положении сильно отекали ноги. Я падала на колени, а Куксинский орал: «Встать, стоять». И приставлял к затылку пистолет.
Мог схватить меня за волосы и с размаху бить лицом об стену. Потом отводил меня обратно в камеру и пристегивал наручниками к трубе, чтобы я не смогла сесть. на пятые сутки от отсутствия сна я теряла сознание. Так, под пытками, я признала себя изменницей Родины и подписала все необходимые бумаги
А ещё следователь постоянно спрашивал: “Почему тебя немцы после портрета Гитлера отпустили? Почему не расстреляли после побега?”.
Ну откуда я знаю, почему меня не убили? Почему я жива осталась?
В ноябре 45-го состоялся суд. Мне впаяли 20 лет каторжных работ по статье 58 часть 1 (измена Родине) и 10 лет — за контрреволюционную агитацию и пропаганду. После того как приговор зачитали, мне дали последнее слово. А у меня, дуры, с языка сорвалось: “Спасибо дорогому Сталину за счастливое детство и юность”. И меня сразу упекли в Кресты. А через неделю пошали по этапу…»
В пересыльно-фильтрационном лагере в Германии, до отправки на родину, Нина Михайловна, равно как и другие репатрианты, не имеющие документов, проходили проверку на предмет установления личности, а также выяснения, каким образом они попали в Германию. В период опросов офицеры-чекисты, просматривая опросные листы, незаметно для опрашиваемых должны были подчеркнуть чернилами всё, что не соответствовало действительности или вызывало сомнения, а на нолях против этих строк поставить вопросительные знаки. Затруднений в установлении личности не возникало только в тех случаях, когда у репатриантов имелись документы или когда достоверность их показаний мог подтвердить еще кто-нибудь из соотечественников, с кем находился в лагере или отбывал рабство. Опросные листы на перемещенных и освобожденных из лагерей гражданских лиц с пометкой «Нуждается в проверке» затем отправляли к дознавателям, которые проводили более детальный опрос. Дознаватели вели следственные дела. А кроме этого, в процессе углубленного опроса они вычисляли подозреваемых лиц. В этом им помогали доносы о предателях, поступавшие от самих репатриантов.
По окончании следствия дознаватели или выдавали фильтрационную справку и отправляли на родину с припиской прохождения дополнительной проверки но месту прибытия, или передавали оперативникам в отдел контрразведки для спецпроверки.
Все анкеты репатриантов отправлялись по местам их жительства, где они должны были их еще раз заполнить. Только после этого документы сравнивались, и лишь затем выявлялись разночтения, расхождения и противоречия. И вот тогда-то подозрительные лица арестовывались.
Именно так и произошло с Ниной Михайловной. В ее анкетах нашлись и разночтения, и расхождения, и противоречия. Об этом можно судить даже но ее поздним воспоминаниям. Они присутствуют и там.
В своем рассказе И. Обрезаненко Нина Михайловна поведала и том, что было после Крестов:
« — А мне терять было нечего, — сверкает тазами старушка. — Отправили меня на каторгу — сначала в Находку, потом — в Магадан. С урками сидела. Натерпелась от них. А потом работала на рудниках в женском лагере “Кармен” в посёлке Усть-Омчук. Провела там без двух месяцев десять лет.
Вскоре после смерти Сталина её освободили. Она не сразу приехала в Ленинград. Жила на поселении ещё несколько лет. Там встретила своего мужа — Павла Осипова. Фронтовик, кавалер орденов Красной Звезды, Славы… попал в лагерь, будучи обвинённым в воровстве зерна: он работал начальником фермы в Мичуринске. “Если будет делать предложение, не задумываясь, выходи!” — предупредили Нину товарки. Так она и поступила:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу