М. Силина: Государственный музей искусств Копенгаген

В этой работе, как и в серии других произведений на темы моря и предвечернего, ночного света, присутствуют также черты символизма. Всему «виной» особое, мистическое мерцание голубого и розового, которые были популярны у художников этого направления в конце XIX века. Композиция картины очень крепкая, она строится на нескольких диагоналях. Фигуры мальчиков связываются с парусником в море справа налево. Эту линию пересекает край берега, уходящий слева направо. Еще одной силовой доминантой служит вертикаль от луны до героя на переднем плане. Работа очень простая по сюжету, однако атмосфера ночного купания в море, таинственный лунный свет, обобщенные до типа фигуры придают ей особый экзистенциальный смысл. Крёйер представил свое полотно на знаменитой Всемирной выставке в Париже в 1900. Мальчики символизировали начало жизни, обновление, а голубой цвет — надежду. Это было особенно актуально для мастера, так как всю жизнь он страдал затяжными приступами черной меланхолии.

Петер Хансен — датский художник-реалист, который испытал большое влияние импрессионизма. Эту манеру он переработал под себя, создав запоминающуюся цветовую гамму. Наряду с Йоханнесом Ларсеном и Фрицом Сибергом живописец известен как один из самых ярких фюненских художников, мастеров, работавших на острове Фюн, знаменитом своими характерными северными пейзажами.

Хансен строит композицию так, что большую роль в выразительности картины играют цвета. В представленном, одном из самых известных полотен мастера, зритель видит три основных оттенка. Синий, красный и зеленый накладываются на холст в необычных сочетаниях, которые словно придают фигурам и предметам особую объемность. При этом бежевая охристая гамма с жесткими по тону акцентами красного и синего создают ощущение лиц-масок, условности происходящего. Такая отстраненность от натуралистической гаммы производит интересный эффект. Дети живо и непосредственно играют на городской площади (живописец рисует будто случайный фрагмент), а краски делают сцену монументальным полотном с изображением обобщенных городских и социальных типов. Динамика сцены усилена обрезанной композицией, которая напоминает скорее фотографический снимок. Этот прием стал популярен еще со времен французских импрессионистов и быстро приобрел популярность у художников-новаторов Европы и Америки.

Хансен жил в этих местах с 1905, поэтому в его наследии сохранилось множество зарисовок окрестностей и жителей данного копенгагенского района.

Зритель моментально узнает оригинальный, характерный стиль Амедео Модильяни. Этот итальянский художник из числа известнейших мастеров экспрессионизма прославился своими необычными, незабываемыми типажами. Он по праву считается одним из самых харизматичных портретистов XX столетия. Живописец создавал изображения, в которых большую роль играли лица, похожие на африканские маски, и по-готически вытянутые силуэты.

В этом портрете юной девушки Модильяни, как обычно, использует лаконичные, но выразительные сочетания цветов наряду с общей неопримитивистской манерой рисунка. Пронзительная светоносность голубого, который символизирует невинность, прекрасно контрастирует с благородным коричневым оттенком кожи и сизо-синим фоном. Обобщенные линии контура и отсутствие человеческих эмоций в выражении лица придают всем портретируемым итальянского художника характер идолообразности, духовной монолитности.

Копенгагенский музей располагает интересной коллекцией скульптуры. Эта мраморная голова — прекрасный пример позднеготических статуй. Ее автор, знаменитый итальянский ваятель Джованни Пизано, прославился своими новаторскими произведениями. Он впервые после нескольких веков разработки исключительно христианской стилистики начал создавать скульптуры, в которых мораль и сюжеты на библейские темы сопровождались гуманистической трактовкой персонажей. Мастер возродил искусство римского портрета с тонкостью и многообразием психологических характеристик, соединив с общей спиритуальностью христианской религии. Пизано стремился обогатить фактуру мрамора, добавить на поверхность драматическую светотень. Для этого он довольно прямолинейно пробурил отверстия в бороде и прическе мужчины, желая подражать прекрасному умению римских творцов создавать почти театральную, завораживающую игру завитков.