И. Капустина: Музей Винсента Ван Гога

На этом полотне Ван Гог последовательно располагает насыщенные цветовые полосы голубого неба, оранжевожелтых скошенных полей и лимонно-желто-зеленой массы несозревшего зерна с вплетенными в колосья красными маками. В быстробегущих по небу облаках, неспокойных волнах стелющейся по земле скошенной травы и сгибающихся, словно под порывом ветра, стеблей, одиноком силуэте взлетающего жаворонка чувствуется смутное внутреннее беспокойство, перекликающееся с постоянно нарастающей тревогой самого художника, не нашедшего в Париже ни признания, ни любви, ни устроенности жизни, ни осуществления надежд.

В письме к сестре Виллемине Ван Гог так описывал эту работу: «Розовато-сероватое лицо с зелеными глазами, пепельного цвета волосы, морщины на лбу и у рта, замершая, нескладная и очень рыжая борода, довольно взъерошенная и печальная…» В отличие от предыдущих, камерных, этот портрет имеет формат и характер картины. Мастер обращается к традиционной для живописного автопортрета композиции, представляя себя — художника перед мольбертом. Фигура, расположенная на нейтральном сером фоне приблизительно по центру и занимающая почти все пространство картины, приобретает масштабность. В развернутых плечах и руке, крепко держащей кисть и палитру, чувствуется внутренняя сила. Мазки упорядоченно и равномерно заполняют все зоны полотна, сосредоточенный взгляд, установленный на мольберте холст в подрамнике — все говорит о собранности и готовности к работе. Всегда, в самые трагические минуты своей жизни Ван Гог находил опору в живописи, и здесь перед зрителем предстает именно такой образ художника, способного творить вопреки любым невзгодам и препятствиям.

21 февраля 1888, устав от суеты и лишений парижской жизни, в поисках тепла и покоя Ван Гог переехал в Арль, городок на юге Франции. Это событие открывает период его творческой зрелости. Художника пленили яркие, солнечные, сияющие краски юга. Чистые цвета — желтый, голубой, оранжевый, которые он открыл для себя еще в Париже, теперь безраздельно господствовали в его полотнах. Прованс казался живописцу «по своей радостной мере красок страной столь же прекрасной, как Япония», и он жалел о том, что не попал туда в молодости. Ранней весной возникли две первые серии пейзажей — «Цветущие деревья» и «Подъемный мост».

Подъемный мост Ланглуа, некогда построенный голландцами, напоминал Ван Гогу родину и в то же время мост с гравюры Хиросигэ, которую он копировал в Париже. Хрупкое деревянное сооружение, похожее на кузнечика, сверкающая, шелковистая вода канала, тонкие, прорисованные детали фона — все это неуловимо напоминает изысканное искусство японских ксилографов. В письме брату мастер описывал «подъемный мост с маленьким желтым экипажем и группой прачек — тот этюд, где земля ярко-оранжевая, трава очень зеленая, а небо и вода голубые».

Еще в Париже Ван Гог мечтал о колонии художников-единомышленников, где все мастера могли бы жить вместе и свободно творить, общими усилиями пролагая дорогу новому искусству. Теперь именно Прованс рисовался ему той обетованной землей, «мастерской Юга», где только и можно «отныне организовать ателье будущего». Руководство этим союзом, по его мнению, должен был взять на себя Поль Гоген, и Ван Гог постоянно ждал его приезда в Арль. Для себя же он поставил цель «распахать почву» и создать условия для Гогена и других художников. Эта программа была продумана Ван Гогом еще в Париже, и он вовлек в нее Тео, неспособного противиться настойчивости брата и согласившегося на финансовую поддержку мероприятия.

Винсент писал ему о своих идеалах: «Мне кажется, что ассоциация импрессионистов должна стать чем-то вроде сообщества двенадцати английских прерафаэлитов; я уверен, что такая ассоциация возможна и что художники сумеют обеспечить друг другу существование и независимость от торговцев картинами, если только передадут в собственность своей организации значительное число картин и согласятся делить как прибыли, так и убытки. Не думаю, что такая организация просуществует очень долго, но пока она будет существовать, можно будет жить и работать без боязни…» Всю свою жизнь в Арле Ван Гог подчинил служению мечте: «Моя идея — создать, в конечном счете, и оставить потомству мастерскую, где мог бы жить последователь. …Мы заняты искусством и делами, которые существуют не только для нас, но и после нас могут быть продолжены другими». «.. Я до сих пор надеюсь, что работаю не только для себя, и верю в неизбежное обновление искусства — цвета, рисунка и всей жизни художников. Если мы будем работать с такой верой, то, думается мне, надежды наши не окажутся беспочвенными».