Н. Геташвили: Музей королевы Софии Мадрид

С 14 по 27 ноября 1925 на первой персональной выставке молодого художника в галерее Далмау в Барселоне экспонировались семнадцать картин и пять рисунков. Данная работа, изображающая Ану Марию, смотрящую на бухту Кадакеса, заинтересовала Пикассо, бывшего в городе проездом. Вероятно, и сам Дали выделял ее, так как поместил на афишу выставки (впрочем, возможно, таков был выбор галериста). Ана Мария в своих воспоминаниях «Мой брат Сальвадор Дали», публикация которых возмутила великого сюрреалиста, писала: «Обычно Сальвадор велел мне сесть у окна — то у одного, то у другого. И в конце концов я до мельчайших подробностей изучила вид изо всех наших окон».

Ана Мария вспоминала: «В ту пору брат сделал множество моих портретов. Часть из них — просто наброски, эскизы, где он прорабатывал особенно тщательно одно — локоны, спадающие на открытые плечи. Писал он, как всегда, не торопясь и не уставая, да и мне было в радость позировать ему…» Перерывы между занятиями в мадридской Академии Сан-Фернандо Дали использовал для интенсивной деятельности, которая его действительно не утомляла. Ана Мария была идеальной моделью, ее портреты открывают зрителю не только точный взгляд и твердую руку молодого художника, но и теплоту его отношения к младшей сестре.

Именно об этих и других добрых чувствах, полной взаимной любви, поддержки, заботы, творческого горения атмосфере в семье поведала Ана Мария в книге, опубликованной в декабре 1949, что резко противоречило мифотворчеству живописца, который в собственных текстах постоянно акцентировал свои патологические наклонности, словно иллюстрирующие труды боготворимого им Зигмунда Фрейда, но, увы, незамеченные в детстве, отрочестве и юности окружающими. Для Аны Марии нежная дружба с братом и его ближайшим другом Федерико Гарсия Лоркой оставалась светлым воспоминанием на всю жизнь.

У этой работы, в которой не ощущается и намека на сюрреализм, есть еще одно название — «Ана Мария Дали созерцает бухту Кадакеса из окна семейного дома в Эс Льяне». Со спины Дали изображал своих персонажей с ранней юности, причем не только людей, но и пейзажи («Кадакес, увиденный со спины», 1921). Волшебная панорама селения, словно обнимающего всегда тихую, спокойную бухту (самую глубокую на побережье Коста-Брава), стала одним из лейтмотивов его живописи. «Уж я-то знаю, Сальвадор, и знаю, что никогда б ты не полюбил так, как кадакесский пейзаж, не будь он на самом деле красивейшим в мире, а он действительно таков, и я в этом нисколько не сомневаюсь», — писал мастер. Он и в слове, и в красках пытался передать то завораживающее впечатление, которое оказывала на него природа, часто доводя художника, заражавшего своей влюбленностью в Кадакес друзей, до экстатического состояния. В «Оде Сальвадору Дали» Лорка нарек Кадакес «балансиром лукоморья и взгорья». А в 1925 именно здесь родилось его стихотворение «Средиземье». Нетрудно заметить в записях Дали, что понятия «Кадакес» — «живопись» — «счастье» для него равноценны и взаимодополняемы, а в сочетании создают гармоническую аккордность.

Странная жизнь «малявок», «мелких останков», подчиняющаяся своему внутреннему закону, так похожая на мир Жоана Миро и одновременно уже абсолютно далианская (наполненная визуальными символами мучительных эротических переживаний), существует и на изобразительной поверхности, и в стихотворных строчках поэмы «Виноградная гроздь гонится за рыбкой», опубликованной в августовском номере 1928-го в журнале «Л'Амик де лез Артс»: