Журнал - РИО № 7 (23), июль 1988

Более подробно на ту же тему высказался Алексей Рахов.

История эта началась еще в прошлом году, в Москве, на «Рок-панораме», когда к нам подошел очаровательный молодой человек и предложил принять участие в финском фестивале «Иматра». Мы тогда еще ни разу не были за границей и, конечно же, согласились. Подошло лето. 27-го июля мы с мешками, набитыми водкой, пересекли на поезде границу и сели в автобус. Надо сказать, автобус в нашем понимании и в европейском — совершенно разные вещи. У нас — тащишь свои тюки, в багажник запихиваешь, а водило орет: "Ты это туда не ставь! Низя!!! Тут — ба! — выбегает дяденька в галстуке, берет твои вещи и, улыбаясь, бережно их укладывает, — ты не понимаешь, что ему, собственно, нужно… Я очень беспокоился за саксофон, но потом понял, что напрасно. С нами еще ехали Курехин, Тихомиров и этот… как его… Каспарян. В автобусе — туалет, кофе, чай, автоматика, телемеханика. Подъехали к дворцу культуры — такое ощущение, что он только что построен. Там вообще такое впечатление, что все только что построено. Поселили нас в самой дешевой гостинице; вечером пригласили на корабль. На палубе дед на гармошке наяривает, внизу бар. Валюты-то нам дали не шибко много, но сказали: "Русские гости могут пить бесплатно". Понятно, чем все это кончилось… На следующий день мы с Кондрашкиным обошли всю Иматру — это маленький такой городишко, состоящий из райончиков, между которыми надо по часу лесом идти.

В общем о фестивале в Иматре можно сказать, что он не был успешным. Реклама была кой-какая, но местному населению все происходящее было не бог знает как интересно. Порой казалось, что в зале только сами участники, пресса, да кучка местных эстетов. Кроме нас, в фестивале принимала участив группа ОКНА РОСТА из Эстонии — одеты кто буденовцем, кто буржуем… Эстонские люди, почему-то пропагандирующие Маяковского. Было там творческое объединение МУХОМОР, музыканты-классики, фотографы, художники. Не могу сказать, что на меня это произвело впечатление, я опасливо отношусь ко всем этим новым перестроечным тусовкам, которые сейчас у нас резко возникают.

Наш концерт в Иматре был просто кошмарным. Мало того, что из-за изменения порядка проведения фестиваля нарушился график, и мы позже вышли настраиваться, — нам устроили неожиданный подвох. Дело в том, как выяснилось, организаторы вообще в первый раз устраивали рок-концерт как таковой. Была взята напрокат аппаратура без обслуживающего персонала и люди, которые все это подключали, никогда раньше не работали на такой аппаратуре. Поэтому, что там творилось со звуком… Мы играли свою обычную, что мы называем, программу — лучшее, что у нас есть, и видимо, играть это мы будем еще долго, пока не придумаем что-нибудь еще более грандиозное. Трудно сказать, как на нас реагировал народ, тем более, что это была не рок-публика. Но сыграли хорошо, и поэтому на другой день на спектакль Адосинского было просто не попасть, хотя к концу в зале можно было в футбол играть. Видимо, думали, что его спектакль как-то связан с тем, что делаем мы, но общего тут мало. Театр Адосинского состоит из части участников шоу-группы АВИА, т. е. нет особой трудности в его приглашении (к сожалению). Антон развил там бурную деятельность, ночью они давали на озере какое-то представление, я его не видел.

Там у них такая традиция — приезжающие музыканты играют в подвале старинной гостиницы. К нам тоже пристали — поиграйте да поиграйте. Товарищ Гусев сделал вид, что увлечен административной беседой, и, как всегда, попали на нас с Кондрашкиным.

Хотели отмазаться, но не вышло. Что мы играли, можно себе представить. Это был такой дуэт… Играли не джаз, не рок, а так, что в голову полезет — перемигнулись и понеслась родимая — то, что у нас, не задумываясь, назвали бы словом «авангард». Покуражились, повеселились; тут же одна влиятельная особа предложила нам выступить в одном из джазовых кафе в Хельсинки. Пообещали пиво, а за пиво мы готовы играть хоть всю ночь напролет.

Утром рано в воскресенье автобус повез нас в Хельсинки. Приехали в парк, там поляна, идущая далеко вверх. Стоит сцена, сколоченная из досок, впрочем, добротно сколоченная. Я прикинул — соберется человек 500 прохожих, не велика беда. Пока мы звук настраивали, подъехало телевидение, камер понаставили. Финны — народ такой; уважают потребителя, поэтому мало того, что сцена была развернута так, что солнце в харю слепило, они еще выставили прожектора. Эстрада была накрыта, и микроклимат создался такой — духотень просто. Короче, выходим мы… и тут я увидел, что делалось на полянке. В штаны можно было наделать. Все, до самого горизонта, было забито людьми, страшное дело. Сыграли мы так себе, так что резонанс был для нас просто неожиданным. Вечером, когда мы поехали в джазовое кафе, там уже была масса народу. Очень мне не хотелось в этом кафе выступать, особенно когда выяснилось, что это за место — туда специально выписывают людей из Америки, чтобы только приехали и поиграли. Респектабельное высокосветское кафе, в котором собираются сливки, хельсинкского общества. Долго мы не могли приступить к игре — там какой-то американец на скрипке наяривал, и так долго он, зараза, наяривал, и так всю охоту отбил. Со стороны, наверное, смотрелось так: приехали два каких-то русских нахала, ради них выгоняют американскую знаменитость и два русских нахала начинают что-то дуть и барабанить. Однако проканало, нам похлопали и предложили приехать поиграть на джазовом фестивале.