Вера Лукницкая - Перед тобой земля

Вольф Эрлих

Формальные основания для принятия имеются.

Вс. Рождественский

Причин к непринятию не вижу - стихи действительно слабые, но не безнадежны.

К. Вагинов

По-моему, рано в Союз.

Н. Тихонов

Совсем не плохо. Принимали гораздо худших. Если бы он приложил только поэму, вероятно, не возникло бы разногласий. Я за прием.

А. Крайский

Таких документов в архиве Лукницкого более полусотни, но есть два десятка более раннего периода...

На четвертушке листа писчей бумаги рукой Н. Тихонова написано: 23 сентября 1920 г.

Секретарю Петроградского Отделения

Всероссийского Союза поэтов

ЗАЯВЛЕНИЕ

Желая вступить в члены Всероссийского Союза поэтов, посылаю Вам, согласно правилам Союза, 15 своих стихотворений.

Николай Семенович Тихонов

Адрес:Петроград, Гороховая, 11, кв. 20".

На оборотной стороне листка рукой Н. Гумилева черными чернилами, по правилам новой орфографии:

"По-моему, Тихонов готовый поэт с острым виденьем и глубоким дыханьем. Некоторая растянутость его стихов и нечистые рифмы меня не пугают. Определенно высказываюсь за принятье его действительным членом Союза.

Подпись Н. Гумилев

Ниже, рукой М. Л. Лозинского:

"В стихах Тихонова есть недостатки более глубокие, чем отмеченные Н. С. Гумилевым, но и они не мешают признать Тихонова - поэтом. Полагаю тоже, что он может быть принят в действительные члены Союза.

М. Лозинский

ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

9. 12. 1925

Вечером у меня были Тихонов с М. К.1. Пришел сначала он, - с какого-то заседания, а через несколько минут и она. Тихонов жаловался, говорил, что эти собрания ему осточертели, жаловался и на свою студию в Институте живого слова - "стихи там пишут ужасные". И он попросил меня прочесть мои стихи, говоря, что давно не слушал и соскучился по культурным стихам. Я прочел несколько, и он не ругал их. Пили чай, говорили много о разных разностях. Я рассказал Тихоновым биографию Гумилева. Ушли они часов в 12, чтобы попасть на трамвай.

...У меня обедал Вс. Рождественский. Он устроился в Госиздате "штатным переводчиком всех стихов, которые будут попадаться в прозаических текстах".

Спрашиваю его, пишет ли. Говорит, только по заказу, и не хочет читать. Значит, последняя халтура, если даже Всеволод не хочет читать!

После обеда поехал к Тихонову и просидел у него до 9-ти - слушал его стихи, он с удовольствием читал свои старые - 13-го, 14-го, 16-го, 20-го годов и показывал свой архив. Архив колоссальный. Среди стихов много юмористических. Рассказывал о себе. Говорит и читает увлекаясь. В тех местах своих стихов, которые ему кажутся хорошими, прерывает чтение восклицаниями: "Здорово?.. А?.."

Вскоре произошло событие, взволновавшее всю литературную общественность, и не только литературную. Не стало Есенина. Павел Николаевич был с ним знаком, встречался в Союзе, а в то утро он, как секретарь Союза поэтов, был в гостинице "Англетер", а потом - все дни до отправки гроба с телом в Москву - был связан с последними хлопотами и проводами поэта.

Сегодняшний читатель может и не знать (ведь сколько поколений сменилось) некоторых литературных имен тогдашнего Ленинграда, упоминающихся в записях. Некоторые из упомянутых были друзьями Есенина, другие в эти последние дни так или иначе соприкасались с поэтом и его творчеством.

Вот эти люди: поэты Николай Тихонов, Всеволод Рождественский, Илья Ионов (он же заведующий Ленинградским отделением Госиздата), Вольф Эрлих, Михаил Фроман, Илья Садофьев, Василий Каменский, Николай Клюев, Николай Браун, Елизавета Полонская, Мария Шкапская, Ида Наппельбаум; прозаики Борис Лавренев, Георгий Устинов, Николай Никитин, Борис Четвериков, Николай Баршев; актриса Эльга Каминская; литературоведы Борис Эйхенбаум, Павел Медведев, Борис Соловьев; фотографы Моисей Наппельбаум, братья Виктор и Александр Буллы.

ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

Декабрь 1925

Утро в гостинице. У Есенина - Эрлих, Устинов и кто-то еще. Есенин и Эрлих брились. Оставив бритвенный прибор, Есенин сказал: "Черт знает, что за гостиница... Даже чернил нет..." Что-то говорили в тоне самом обыденном, полушутливо. Потом Есенин вынул из внутреннего кармана пиджака листок бумаги и засунул его во внутренний карман Эрлиху. Тот поднял руку, хотел вытащить и прочесть.

- Брось, не читай... Успеешь... - с улыбкой сказал Есенин.

Эрлих не стал читать и забыл о бумажке - забыл до следующего дня, когда в гостинице, у тела Есенина, Устинов ему напомнил о ней. Эрлих вынул из кармана и прочел написанное стихотворенье: "До свиданья, друг мой, до свиданья..."