Вера Лукницкая - Перед тобой земля

26.01.1926

М. К. Грюнвальд спрашивала о причинах смерти Есенина. АА объяснила ее скопившимися и столпившимися в душе Есенина противоречиями, волей к гибели, вернее - силой к гибели. Там заговорили о "язве", разъедавшей Есенина... И Маргарита Константиновна спросила о Н. Тихонове - что АА думает о нем, намекая на то, что у Тихонова тоже есть такое предрасположение и есть душевная такая язва. АА и Губер (который был у Грюнвальд) не дали распространяться дальше и вступились за Тихонова. АА сказала, что любит Тихонова, что он хороший, бодрый человек и что решительно ничего общего с Есениным она в нем не находит. А тон у грюнвальдовских гостей был такой, как будто они хотели заявить, что пьянство и прочие язвы и мысли о самоубийстве - это вообще "патент, взятый поэтом!..".

10.06.1926

Говорила о влиянии Анненского на творчество Пастернака. "То же дыханье. Может быть - тот же темперамент".

5.10.1927

Говорила о раннем влиянии И. Северянина на творчество Пастернака. Приводила примеры.

13.11.1927

В столовой АА читала мне отрывки из "1905" Пастернака (книгу ей принес Маршак на днях). Отмечали влияние Гумилева, Северянина, Блока, пролетарских поэтов...

14.11.1927

Читала мне вслух отрывки из "1905" и "Лейтенанта Шмидта" Пастернака.

Прочла IV главу "Лейтенанта Шмидта", отметила ее как удачную. Сказала, что эта глава напоминает ей хоры античных трагедий в трактовке И. Анненского.

15.11.1927

Говорили о Пастернаке. АА сказала, что у него очень развито чувство погоды и способность находить все оттенки для ее описания.

АА любит лирику Пастернака. Поэма "1905" - в целом неудачна, хоть есть отдельные хорошие места.

Пастернак слишком "через вещи" чувствует, слишком нервен, капризен и эмоционален. Это достоинство в лирике, но это же ослабляет эпические вещи, какими должны быть "1905" и "Лейтенант Шмидт".

16.04.1926

Сказала, что Клюев, Мандельштам, Кузмин - люди, о которых нельзя говорить дурное. Дурное надо забыть.

...Манера насмешничать друг над другом, рассказывать друг про друга анекдоты - это исходило из патетических чувств друг к другу, было только внешней оболочкой глубоко дружественных, очень любовных и близких взаимоотношений, и под этим было и большое уважение, и понимание ценности внутренних сущностей друг в друге. Такая насмешливость, любовь к остроте была только способом развлечения. У каждого были свои недостатки, все их знали, но их прощали всецело, потому что все они искупались другим обликом, более глубоким, второй стороной человека.

27.11.1925

О Г. Иванове говорила - о том, как безобразно он составил средактировал посмертное издание (Гумилева. - В. Л.); настаивала на том, что Г. Иванов уделил этому сборнику минуты, и уже ни в коем случае не часы.

2.12.1925

АА говорила о "Письмах о русской поэзии"1, о том, как они безобразно редактированы Г. Ивановым, показывала мне часть (всех - великое множество) искажений, неверностей, изуродованных цитат, неправильностей в списке фамилий и т. д. и т. п.

3.03.1925

Я спросил, как относится к стихотворению Мандельштама "Мороженно!". Ответила: "Терпеть не могу! У Осипа есть несколько таких невозможных стихотворений".

Не любит еще стихотворение о галльском петухе и гербах всех стран (Из Tristia2).

""Золотистого меду струя" - прекрасное стихотворение".

20.03.1925

АА. "Осип очень нежно к Вам относится. Очень. Он заговорил со мной о Вас - хотел нащупать почву, как я к Вам отношусь. Я расхваливала Вашу работу... о Вас говорила, восхищаясь, говорила, что работа ведется исключительно...

Мандельштам хочет, что Вы стали нашим общим биографом... Конечно, иногда Вам придется говорить и не только о Николае Степановиче - просто для освещения эпохи... Но не будьте нашим общим биографом!.. Конечно, попутно у Вас могут быть всякие статьи... Но это другое дело..."

8.07.1926

Говорила о статье Мандельштама "Жак родился и умер": "Прекрасная статья, дышит благородством". АА говорила, что не может понять в Осипе одной характерной черты: статья по благородности превосходна, но в ней Мандельштам восстает прежде всего на самого же себя, на то, что он сам делал, и больше всех. То же с ним было, когда он восстал на себя же, защищая чистоту русского языка от всяких вторжений других слов, восстал на свою же теорию, идею об итальянских звуках и словах в русском языке (его стихотворение "Итальянские арфы"). "Трудно будет его биографу разобраться во всем этом, если он не будет знать этого его свойства - с чистейшим благородством восстать на то, чем он сам занимался, или что было его идеей".