Вера Лукницкая - Перед тобой земля

У меня мелькнула мысль о роли самой АА в обновлении русского языка, но я не решился и звука произнести, зная, какой поток негодования АА устремит на меня, если я заговорю о п о э т е Ахматовой (сколько бился я, сколько раз начинал разговор о стихах АА, о ее поэтических особенностях и т. д. И всегда с первых же слов встречал жесточайший отпор - АА хмурила брови, голос ее моментально приобретал звучание металла, а в глазах было такое непреодолимое неудовольствие, что я сразу же смущенно, как виноватый, умолкал).

15.05.1926

Пушкин сейчас завладел АА. Вот я разговариваю с ней. Вот на минуту вышел в другую комнату - зажег примус, - возвращаюсь и вижу АА склоненной над томом брюсовского Пушкина, скользящий по странице карандаш. Я вошел --и АА отложила Пушкина в сторону, откинулась на подушку, продолжает со мной разговаривать. Но и за эту минуту АА успела найти новую жемчужину... Недоверие АА к редактору толстого тома Шенье (1862) подтвердилось. Щеголев, когда АА была у него, это издание изругал за безграмотность.

19.05.1926

Ехали на извозчике. Читала на память Шенье. Сказала, что любит из Шенье его тюремные стихи и ямбы, а совсем не то, что любил Пушкин.

"Если бы кто-нибудь знал, как я не люблю Парни!.."

20.05.1926

Когда мы говорили о влиянии Шенье на Пушкина, я спросил: неужели никто из друзей Пушкина, несомненно замечавших в его стихах это и подобные влияния, не указывал ему на них? АА в ответ рассказала, что, когда один из приятелей Дельвига хотел напечатать стихотворение Пушкина и Пушкин дал ему гекзаметр, в котором не хватало одной строфы, а приятель Дельвига попросил последнего сказать об этом Пушкину, Дельвиг ответил, что он Пушкину сказать этого не может. Даже Дельвиг не мог сделать никаких указаний Пушкину! Правда, Пушкин иногда советовался с друзьями, но именно он сам просил совета. Да и это бывало очень редко и очень скупо. АА заговорила о том, кому из поэтов она не решилась бы сделать указание на какой-нибудь недостаток. Стала думать - Блок?.. Блоку, пожалуй, она могла бы сказать... Такого случая с ней не было, но она представляет себе, что он мог бы быть... Он поблагодарил бы и сказал: "Хорошо... Я посмотрю потом..." Гумилев? Ну, ему АА неоднократно делала такие указания... Но вот Мандельштаму, например, АА никогда бы не могла сделать замечания.

31.05.1926

24-го я был у АА в Мраморном дворце. АА, показывая мне новые открытки, попутно много говорила о Пушкине - с восторгом и преклонением перед его гением. АА сказала, что теперь ей до конца понятно, что эпитеты "демон", "полубог" - не преувеличение, когда ими характеризуют Пушкина, что совершенно непостижима острота и глубина его таланта: уже в 15-летнем возрасте он превзошел своих учителей и предшественников, превзошел потому, что язык тех был еще скованным и громоздким... Какую работу по преобразованию одного только языка (пусть даже если она была подсознательной, а ведь, может быть, и не подсознательной была!) Пушкин проделал к 15-летнему возрасту! "Я считаю, - убежденно сказала АА, - что Пушкин - поэт, какому нет равного во всей мировой литературе. Он единственный..." Я попытался не согласиться с этим утверждением и просил АА подтвердить его. АА подумала... И задумчиво произнесла: "Данте... Петрарка... Да, была и здесь работа такого же порядка - по преобразованию языка. Но ведь языки французский и провансальский значительно ближе".

14.06.1926

Пушкин не знал Петрарку, потому что, когда он упоминает Петрарку, он пользуется словами Баратынского и общим мнением. А Пушкин был настолько оригинален, что всегда о том, что знал, имел собственное мнение, которое часто шло вразрез со всем остальным (напр. о Ломоносове).

"Пушкину, вероятно, скучно было читать Петрарку".

24.06.1926

В Мр. дв.: "Не в обиду будь сказано Александру Сергеевичу, но я считаю, что его "солнечный эгоизм" - вовсе не солнечный, а самый скверный, обычный эгоизм".

Подумала и сказала, что иначе не бывает - каждый талантливый человек должен быть эгоистом, и все талантливые люди всегда были эгоистами "исключений не знаю". Талант должен как-то ограждать себя.

13.11.1926

АА говорила со мною о Пушкине. Она проследила очень много воспринятых Пушкиным у французов традиций (идущих часто дальше - от латинских авторов).

Сегодня АА говорила о том, что не менее интересно проследить, какие из присущих всем поэтам XVIII века традиций Пушкин не брал, а отвергал. И вот пример: всем французам XVIII века в очень сильной степени присуще говорить об измене, изображать эту измену, говорить об адюльтере. Мучить себя изображением милой, изменяющей с кем-нибудь другим. И вот Пушкин этот момент в своем творчестве совершенно отвергает - всегда обходит. Адюльтера в поэзии Пушкина нет. Муза Пушкина целомудренна, как ни одна муза любого другого поэта. Пушкин нигде не говорит об измене, нигде не описывает ее (некоторые, очень отдаленные моменты в ш у т о ч н ы х стихах в расчет не идут). Почему Пушкин не может вынести измены? Темперамент? Но если продумать все это до конца, если проникнуться этой мыслью, то как усиливается трагедия самого Пушкина...