Игорь Долгополов - Мастера и шедевры. т. I

Мягкая, горькая улыбка осеняет лик Коры. Ее миндалевидные девичьи глаза словно говорят роду человеческому «Одумайтесь».

Кто хоть миг видел Кору, никогда не забудет ее прелестное молодое светозарное лицо и этот немой вопрос девушки-калеки …

Аура искусства. Непобедим ее магнетизм. Необозрима, необъятна ее сфера, питающая души людей.

Глядя в глаза Коры, убеждаешься, нет, не оборвется никогда нить прекрасного, если это не сотворят сами руки человеческие.

И вновь во всем величии встает искусство древних греков, о котором еще Карл Маркс сказал, что оно было и остается «нормой и недосягаемым образцом».

Кора живет!

Старая московская квартира. Тихий вечер. Неяркий свет. Собрались соседи. Давно знакомые люди. Вспоминают, что-то рассказывают. Негромкая беседа. Телевизор выключен. Только поблескивает в сумерках выпуклое стекло экрана. Хлопнула входная дверь. Раздался смех. Прозвучали шаги. В большую комнату пришли дети хозяев. Зажгли люстру. Юноша произнес:

— Предки, хотите увидеть нечто? — И, не ожидая ответа, вынул из кармана пиджака небольшую кассету. Раздалось шуршание … Через мгновение на экране возникла надпись «Шедевры Парижа.» Раздалась знакомая мелодия из фильма Рене Клера «Под крышами Парижа».

Парень погасил большой свет.

Нотр-Дам де Пари. Остров Сите, подобно древнему кораблю, поплыл в огнях ночной Сены. Эйфелева башня проткнула звездное небо. Закрутилась сверкающая «Мулен Руж», и вдруг из тьмы возникло задумчивое лицо Джоконды.

Так начался проход по Лувру.

Менялись залы. Звучала веселая музыка.

Вдруг рядом со строгим профилем Венеры Милосской появился на экране силуэт молодой парижанки. Звенел смех. Мчались машины. Это был своеобразный коллаж, не претендующий на высокий вкус. По существу, рекламный ролик для туристов.

Видеокассета… Она неумолимо ворвалась в жизнь, как в свое время пришли радио, кино, телевизор. Так в доме рядом с книгой со временем появятся записи любимых фильмов, концертов, художественных музеев.

Джорджоне. Три философа.

Все ближе и ближе к нам новое тысячелетие, вместе с гологлафией, стереокино, огромными телеэкранами. Фантастика становится явью. Научно-техническая революция вместе с ЭВМ и другими чудесами приходит к нам в гости, чтобы составить часть нашего бытия.

Такова логика времени.

Готовы ли мы к этому новому потоку?

А ведь если подумать, то умное, рачительное использование техники всегда полезно.

Правда, проще отмахнуться и не заметить или не освоить этого новшества.

Но, думается, скоро, очень скоро во множество домов придет видеокассетное телевидение.

И это будет не только повторение кино, но и совсем новая форма изобразительной информации. В каждый дом может войти прекрасное.

Это огромная сила, воспитывающая в миллионах людей чувство красоты.

Задумался ли кто-нибудь о стратегии использования нового мощного импульса-пропаганды, воспитания в человеке, особенно в молодом, чувства уважения к непреходящим ценностям национального и мирового искусства.

А ведь Эрмитаж, Третьяковка, Русский музей. Музей имени Пушкина, десятки других дивных собраний нашей Родины были бы всегда рядом со зрителем. Лучшие собрания мира — Лувр, Ватикан, Прадо и другие — могли бы раскрыть свои коллекции.

Словом, вопрос назрел.

И рядом с фильмами об отдельных современных больших мастерах в дома тысяч и тысяч телезрителей придут любимые ими мастера прошлого и настоящего.

Надо исследовать и продумать — повторяю это слово — стратегию пропаганды большого искусства. И это принесет неоценимые плоды в деле воспитания нового человека, духовно богатого, обладающего чувством любви к Родине, искусству, прекрасному.

Духовное богатство художника. Его талантливость и мастерство. Стремление видеть новое. Любовь к своему народу, родине, придают непреходящую ценность созданию истинного искусства.

Рембрандт. Портрет старушки.

Ясность решения. Простота и выразительность. Приметы новой красоты, отраженные живописцем, принадлежащим своему времени — залог создания шедевра.

Федор Достоевский писал: «Что ясно понятно, то конечно презирается… другое дело с завитком и неясность: мы этого непонимаем, значит тут глубина».