К Станиславский: Работа актера над собой

Следует также учесть, что Станиславский очень напряженно и мучительно думал над способом изложения своих театральных идей. После разного рода колебаний и сомнений он в конце концов остановился на форме дневника ученика, то есть попытался ввести читателя в свою систему как бы через сознание человека, приобщающегося к тайнам актерской профессии. Способ изложения оказался не очень счастливым. Насколько свободна в своем построении книга "Моя жизнь в искусстве", настолько скована "учебным" мундиром книга "Работа актера над собой". В художественной исповеди Станиславского правит бесстрашие режиссерской и актерской мысли, до самых последних глубин открывается сложность актерского труда. Беспрерывные сомнения, повороты, возвраты, тропинки и тупики художественных исканий составляют душу книги и убеждают именно своей открытостью, бесконечно далекой от какого-либо окончательного итога и обретенной истины. В "Работе актера над собой" бесценные замечания и идеи, огромный артистический опыт по необходимости оказались закованными в рамки учительского всезнайства Торцова, которому открыта уже абсолютная истина и не осталось ни одного нерешенного вопроса. Насколько далек облик реального Станиславского от образа его alter ego в книге, можно судить хотя бы по тому обстоятельству, что именно в последние годы жизни Константин Сергеевич разрабатывает так называемый "метод физических действий", заново освещающий всю постройку системы и перечеркивающий многое из того, чему поклонялись его ученики.

До жути, до кошмара Станислаский боялся превращения своей книги в катехизис, которым будут бить по головам новых свободных поколений художников. "Ни учебника, ни грамматики драматического искусства быть не может и не должно,- подчеркнет он эти слова в 1906 году в предисловии к "Настольной книге драматического артиста".- В тот момент, когда станет возможным втиснуть наше искусство в узкие, скучные и прямолинейные рамки грамматики или учебника, придется признать, что наше искусство перестало существовать" . Тогда же в фантазии Станиславского возникает видение некоего класса, в котором по-актерски бритый профессор задает ученику Иванову Владимиру вопросы о "составных элементах духовной природы артиста". Иванов Владимир, "краснея и пыхтя", "перечисляет зазубренные без смысла" "элементы" и "каждым словом вонзает в сердце" создателя будущей системы кинжал. "Это ужасно, это обман, это убийство таланта. "Караул!" - хочется закричать мне, как это бывает при кошмаре.- Разорвите, сожгите книги, распустите учеников, объясните им, что я сделал преступление, что я уже достаточно наказан за это, но не давайте бездарным педагогам пользоваться моей ошибкой, спасите на

ше искусство, отнимите у всех педагогов мою книгу и велите всем несчастным молодым артистам забыть все, что они зубрили из моих глупых книг, и учиться так, как раньше" .

Это написано в начале века. А в главе, итожащей вторую часть книги "Работа актера над собой", Станиславский с той же силой предостережет:

"Система" - путеводитель. Откройте и читайте. "Система" - справочник, а не философия.

С того момента, как начнется философия, "системе" конец.

"Система" просматривается дома, а на сцене бросьте все.

"Систему" нельзя играть.

Никакой "системы" нет. Есть природа.

Забота всей моей жизни - как можно ближе подойти к тому, что называют "системой", то есть к природе творчества" .

Предостережения Станиславского расслышаны не были. Его книги канонизировались, каждое слово подавалось как откровение. В конце концов это привело к определенному отторжению новых поколений художников от реального смысла и реального художественного опыта, добытого Станиславским по крупинкам ценой всей его огромной жизни в искусстве. Сегодня приходится вновь доказывать, что система не задачник с готовыми ответами в конце, а "целая культура, на которой надо расти и воспитываться долгие годы" .

Каковы же основные черты этой "культуры"? Термины, которыми пользуется Станиславский в своем "путеводителе", обращенном к артисту, нельзя отнести к строго научным. В сущности, он закрепил в качестве терминов особого рода учебный жаргон, сложившиеся и устоявшиеся слова и словосочетания, принятые в его театре и в студиях. Каждое из этих слов-понятий имело свою историю, свой ореол, внятный для посвященных. Вокруг "ореола" возникали споры, хотя на точности терминов Станиславский никогда не настаивал. Когда Ф. Ф. Комиссаржевский в книге "Творчество актера и теория Станиславского" будет придирчиво и скрупулезно критиковать понятие "аффективная память", почерпнутое Станиславским у Т. Рибо, то на полях этой книги творец системы взмолться: "Называйте как хотите, но поймите суть без придирок" .