Михаил Воробьев - В сердце и в памяти

— Я выполняю приказ командира полка.

Рота была построена. Сережа скомандовал:

— У кого рваные сапоги — три шага вперед!

Вышли вперед многие. Стольких не запомнишь. «Адъютант» достал из планшета блокнот и карандаш, подошел к правофланговому. Чтобы никто не слышал, тихо спросил:

— Скажи, ты писать умеешь?

Получив утвердительный ответ, приказал бойцу:

— Запиши фамилии…

Когда Сережа возвратился, генерал Осташенко еще был у меня. Посмеялся, оказавшись свидетелем рапорта «адъютанта» командиру полка. А перед уходом все же сказал:

— Давай, майор, свою заявку на обмундирование, так уж и быть подпишу.

А 27 апреля 1943 года Федор Афанасьевич Осташенко вручил солдату Алешкову медаль «За боевые заслуги» — за спасение жизни командира полка.

…Случилось так, что, когда мы с Сережей шли на КП, неожиданно налетели «юнкерсы».

— Сережа, быстро в щель! — скомандовал я. А сам перебежками — к блиндажу. Только заскочил в него, как прямое попадание бомбы.

Это, оказывается, видел Сережа. Самолеты еще не отбомбились, а он уже был на КП. Попробовал сдвинуть балку, преградившую вход, но было не по силам. Сережа бросился к саперам.

— Там, — еле переводя дух, крикнул он, — папа!..

Саперы откопали меня, я был ранен и контужен.

Принимая награду, гвардеец Алешков четко произнес:

— Служу Советскому Союзу!

Шел ему тогда седьмой год.

Расстался с родным полком Сережа уже в Польше, на Магнушевском плацдарме.

По случаю вручения Сталинградской армии генерал-полковника В. И. Чуйкова гвардейского знамени был в частях торжественный обед. Были тосты, песни и отчаянные пляски. К нам в полк приехал командарм. В разгар веселья увидел Сережу, подошел.

— Что же спляшем с тобой, герой? — спросил, улыбаясь.

— Сесетку.

Он еще плохо выговаривал отдельные буквы. Но плясал тогда чечетку с прославленным генералом, по нашему общему мнению, отменно.

Об этом они — Маршал, дважды Герой Советского Союза и сын гвардейского полка — вспомнили при встрече, состоявшейся уже через двадцать восемь лет. Тогда Сергей приехал из Челябинска в командировку в Москву. И решил навестить Василия Ивановича Чуйкова. Маршал, оказывается, не забыл его. Крепко обнялись, расцеловались. А потом долго беседовали. О том, как плясали тогда, в сорок четвертом, «сесетку», как командарм подарил юному гвардейцу маленький браунинг системы «вальтер» и, к великому огорчению сына полка, распорядился послать его в Тульское суворовское училище. Но приемная комиссия училища не допускала Сережу до занятий, найдя его здоровье слабым. Пришлось снова вмешиваться Василию Ивановичу Чуйкову.

После суворовского Сергей учился в военном училище, затем закончил юридический институт. Из суворовского училища он часто писал мне на фронт. Вот одно из писем:

«Дорогой папа! Учусь я хорошо. Преподаватели довольны. Очень скучаю без Вас. Здесь много таких, как я, детей офицеров. Папы у некоторых погибли на фронте. Мы дружим между собой. Ваши письма читаем вместе. Вслух. И всегда очень ждем фронтовых вестей. Расскажите о последних битвах подробнее. Привет Вам от моих товарищей».

И пусть времени было в обрез, ему всегда отвечал аккуратно. Я знал, как педантично точен Сергей во всем, за что ни брался. Это помогло ему в условиях походной жизни довольно быстро научиться читать и писать. Да и о фронте у воспитанника гвардейского полка представление не книжное. Затяни с ответом, что может подумать мальчонка?

И в Тулу уходили от меня настоящие письма-отчеты. Сергей мне недавно показал последнее фронтовое. Вот его текст (с некоторыми сокращениями):

«Дорогой Сережа!

Выполняю твою просьбу и подробно сообщаю о последних фронтовых новостях.

Я уже рассказывал тебе, как дивизия форсировала Одер, при свете мощных прожекторов прорывала вражескую оборону, штурмовала Зееловские высоты. Сегодня же с радостью сообщаю, что война для нас закончилась.

Утром 2 мая на участке Ивана Афанасьевича Власенко (ты его должен помнить) в качестве парламентера линию фронта перешел начальник штаба обороны Берлина полковник Дуфвинг. Он сообщил, что Гитлер покончил жизнь самоубийством, поэтому немецкое командование просило о перемирии. Ему ответили, что речь может идти только о безоговорочной капитуляции. Полковник заявил, что он доложит об этом командованию, и попросил назвать пункты, где немецкие войска могут сосредоточиваться для сдачи в плен. Такие пункты были установлены.