Борис Соколов: Коллонтай. Валькирия и блудница революции

Могла ли она предполагать, что переваливший через полувековой рубеж учитель вот уже пять лет тайно влюблен в свою ученицу, что, бездумно подписавшись "ваша" и не вложив в это слово никакого конкретного смысла, она породила у всероссийской знаменитости надежду на взаимность. За час до того, как Владимир и Александра отправились в церковь венчаться, пришло трагическое известие: накануне Острогорский предпринял неудачную попытку самоубийства. Он попытался отравиться угарным газом, но в последнюю минуту был спасен случайно зашедшей в комнату экономкой. Педагог уцелел, но остался инвалидом. Письмо, которое перед попыткой самоубийства он отправил своей ученице, по договоренности с молодым супругом Александра сожгла. В 1893 году молодые обвенчались, а в 1894 году у них родился единственный сын Михаил.

О том, как прошел их медовый месяц, напомнила годы спустя в письме тете Шуре племянница Владимира — дочь его старшей сестры Женя: "Живо припомнился ваш приезд с дядей Володей к нам в Тбилиси. Как мы, дети, искренне были уверены, что перед нами не просто молодая жена нашего дяди, а какая-то воздушная и лучезарная фея из сказки. Вы были восхитительно красивы, кроме того, мы все бессознательно воспринимали то молодое счастье, еще ничем не омраченное, ту необыкновенную любовь, которую вы оба излучали. <���…> Помню, мы доходили до восторженного состояния, когда дядя в неудержимом порыве схватывал вас на руки и бегал, и кружился по балкону, а мы сопровождали его эволюции прыжками и радостными криками. А Вы, тетя Шура, были такая беленькая, нежная и такая счастливая".

Они сняли себе отдельную квартиру на Екатерининском канале, близ Кокушкина моста, чтобы не зависеть от родителей, у которых с зятем оставались прохладные отношения. Отец определил дочери ежемесячное содержание в размере трехсот рублей (больше половины губернаторского оклада!), чтобы не зависела материально от мужа, так что денежной проблемы не существовало. Но теперь организация быта стала долгом жены, к чему Александра совсем не была готова.

Муж был мягок и добр, старался во всем ей угождать, он был горазд на выдумки и забавы. Но Шурочка никогда не была примерной женой. Впоследствии она честно признавалась: "Я терпеть не могу домашнего хозяйства". После замужества она начала работать в публичной библиотеке. И дело было вовсе не в недостатке средств. Отец, хотя и был против брака, выделил замужней дочери значительное содержание. Но в библиотеке собирались вольнодумцы, с которыми тесно общалась Александра.

Кокушкин мост. Современный вид

Бывшая домашняя учительница Александры, Мария Ивановна Страхова, работала поблизости — в публичной библиотеке известного русского собирателя книг Николая Рубакина. У Александры наконец появилось "дело" — читать редкие книги в этой библиотеке. На базе рубакинской библиотеки Страхова затеяла создать передвижной (Подвижной) музей учебных пособий.

Страхова познакомила Александру с Лелей (Еленой) Стасовой, чей дядя, Владимир Стасов, был самым влиятельным театральным, музыкальным и художественным критиком, являлся хранителем Императорской публичной библиотеки. Отец же, Дмитрий Стасов, возглавлял Совет присяжных поверенных Петербурга и был одним из самых известных адвокатов, а также неплохим музыкантом, основателем Русского музыкального общества и Санкт-Петербургской консерватории.

Но в счастливом браке с любящим и готовым сделать все для своей любимой Владимиром Александра прожила недолго, хотя он терпел все ее измены. Вскоре она поселила в доме свою подругу Зою Шадурскую, дочь генерал-майора Леонида Шадурского, военного юриста, и приятеля мужа — Александра Саткевича. Сестра Зои Вера впоследствии стада знаменитой артисткой, выступавшей под псевдонимом Юренева, а потом вступила в большевистскую партию. Ее ближайшей подругой стала еще более знаменитая актриса Вера Комиссаржевская, которая жертвовала деньги в большевистскую партийную кассу.

Якобы Саша хотела сосватать Зою, но Саткевич сразу же увлекся не Зоей, а Шурой. "Это не человек, это Дяденька с Марса", — говорила о нем Зоя, разочаровавшись в потенциальном женихе. Правда, по вечерам читали неподцензурную литературу, в том числе марксистскую. Когда разозленная Зоя покинула дом Коллонтай, то в снимаемой ею квартире начали регулярно встречаться Саткевич и Александра. Саша никак не могла понять, кого же она все-таки больше любит, мужа или любовника. "Я уверяла обоих, что их обоих люблю — сразу двух", — вспоминала Коллонтай. Но в то же время признавалась: "…К Владимиру Людвиговичу оставалась девичья влюбленность. Но "мужем" он не был и никогда не стал для меня. В те годы женщина во мне еще не была разбужена. Наши супружеские сношения я называла "воинской повинностью", а он, смеясь, называл меня "рыбой". Но я любила на него смотреть, мне он весь нравился и был мил, и даже было жалко его, точно жизнь его обидела".