Александр Бек - Талант (Жизнь Бережкова)

- Знаете что? - повторил Бережков. - Хотите, я вам покажу это фантастическое колесо в натуре?

- В натуре?

- Да.

- А как мы его найдем?

- Это моя забота. Едем!

- На чем?

- На мотоциклетке!

Вспомнив прихрамывающую походку Бережкова, я едва удержался, чтобы не выразить вслух своего удивления. И не нашел ничего лучшего, как произнести:

- Гм... А дорога хорошая?

- Дорога не имеет значения. Где человек не пройдет пешком, там Бережков проедет на мотоциклетке. Едем!

2

В те времена - это был, как указывает дата моих записей, 1936 год - я служил в "кабинете мемуаров". Служба была увлекательной и странной. Лишь несколько человек во всей стране были моими сотоварищами по профессии, обозначаемой в наших штатных ведомостях неуклюжим словом "беседчик".

Мы, небольшой штат "беседчиков", работали под рукой Горького в одном из основанных им литературных предприятий, в уже упомянутом "кабинете мемуаров". Нам было сказано: ищите интересных людей, маленьких и крупных, прославленных и безвестных, пусть они расскажут свою жизнь. Приносите записи и стенограммы, это будет собрание человеческих документов, материал для историков и для писателей, это будет ваша профессия и ваш хлеб.

От "беседчика" требовался прежде всего один талант - умение или даже искусство слушать. Это талант сердечности, взволнованности и внимания. Писаной инструкции у нас не существовало. Но на одном из наших совещаний кто-то прочел вслух страницу из романа "Война и мир", и мы единодушно восприняли ее, эту страницу, как своего рода "памятку беседчика".

"Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами".

Конечно, со временем у нас выработались и свои профессиональные приемы. В основе их лежал горячий интерес к человеку, который открывал нам свою душу. Без такого взволнованного интереса "беседчик" ничего бы не достиг, не мог бы работать для горьковского кабинета.

Пусть извинит меня читатель, но я еще продолжу выписку из "Войны и мира":

"Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагивания мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера".

Конечно, здесь выражен, раскрыт секрет нашего дела. Это было наше "в людях", - с нами, жадно читая записи, которые мы приносили, как бы ходил на склоне своих дней по людям и Горький.

Так вот, исполняя свою службу в "кабинете мемуаров", я однажды пришел к Алексею Николаевичу Бережкову, конструктору авиационных моторов, известному в то время лишь сравнительно узкому кругу работников авиапромышленности.

С первой же встречи, послушав с полчаса его рассказ и еще, конечно, вовсе не проникнув в его характер, в его душу, я уже был уверен, определил это чутьем "беседчика": передо мной своеобразный, очень одаренный человек. И замечательный рассказчик.

Я стал приходить к нему; принялся, как золотоискатель, добывать для нашей сокровищницы-кабинета запись еще одной жизни.

3

Мы сошли во двор. В сарае стоял чистенький мотоциклет, старый бережковский служака, о котором, пока мы спускались по лестнице, я узнал множество необычайных подробностей.

Надев перчатки, Бережков быстро и ловко заправил машину маслом и бензином. Завинчивая пробку, он говорил:

- На этой мотоциклетке я установил рекорд, которого никто не мог побить.

- Какой?

- Я проехал, не держась рукой за руль, с пассажиром на багажнике, по одному трамвайному рельсу от Большого театра до Зубовской площади, ни разу не сойдя с рельса.

- Не держась за руль?

- Да.

- Не может быть!

- Опять не верите? Хотите, повторю?

- Нет, пожалуйста, не надо.

Бережков покосился на меня и чему-то улыбнулся. Мне показалась подозрительной эта улыбка.

Он вывел машину из сарая. Отлично отрегулированный мотор завелся с первого нажима и мягко затакал без неприятной оглушительной стрельбы.

Бережков стоял, прислушиваясь к рокоту мотора, со странным взглядом, будто устремленным внутрь себя. Уже побывав у Бережкова два или три раза, я не впервые ловил у него такой взгляд. Самоуверенный, азартный Бережков, склонный похвастаться, любитель поблистать, становился в такие минуты иным: с него словно слетала мишура.