Александр Бек - Талант (Жизнь Бережкова)

- Ну, что вы скажете? - воскликнул Подрайский.

Его голос осекся. Я увидел, что он, этот гроссмейстер черной магии, волнуется, ожидая от нас, юнцов, приговора колесу. Перед ним стояли два антипода: конструктор и аналитик, фантазия и расчет, восторженность и скептицизм, ваш покорный слуга и Сергей Ганьшин.

- А что? Здорово! - воскликнул я.

Даю вам слово, колесо меня сразу покорило. Я зажигаюсь мгновенно. Воображение уже рисовало, где поставить двигатель, как расположить передаточные механизмы, как перенести пониже центр тяжести посредством пассивного заднего катка. Я уже мысленно видел этот необыкновенный вездеход, уже слышал его лязг, ощущал, как под ним содрогается земля.

Подрайский расцвел, услышав мой возглас.

- Имейте в виду, - продолжал он, - такое колесо сможет преодолевать и реки до пяти метров глубиной.

- Почему только до пяти? - проговорил я. - Ведь ему можно дать запас плавучести. Сделать его полым. А по краю расположить лопасти. Тогда у нас будет амфибия.

- Амфибия?

Подрайский столь радостно подхватил мои слова, что я мог бы тут же потребовать с него десять процентов за идею.

- Конечно, амфибия!

Мне уже виделся вездеход на плаву. Тяжелый задний каток, повисая в воде под герметически закрытыми корпусами двух огромнейших колес, обеспечивал бы устойчивость всего сооружения. Никакая волна не смогла бы его опрокинуть. Дав волю фантазии, я все это тут же преподнес Подрайскому.

- Так, так... - поощрительно повторял Подрайский. - На таких амфибиях мы, следовательно, сумеем форсировать даже Вислу.

- Вислу? А почему не Дарданеллы?! - вскричал я. - Такие амфибии пройдут за одну ночь Черное море, выйдут на турецкий берег и захватят Дарданеллы с суши.

Насколько я понимаю, в этот момент Бархатный Кот окончательно стал приверженцем амфибии. Он вдруг подскочил ко мне, схватил меня за руку и едва слышно прошипел:

- Не кричите же об этом! Тссс... Ради бога, тссс...

Разумеется, я поклялся молчать.

- Окрестим ее дельфином! - продолжал я. - Или моржом... Ганьшин, как ты думаешь?

- По-моему, лучше всего уткой, - хладнокровно ответил мой язвительный друг. - Позволительно, например, спросить: где вы достанете мотор для такой амфибии?

В самом деле, мотор? Ведь можно придумать колесо и в сто метров диаметром, но чем, каким мотором его сдвинешь? Для такого грандиознейшего сооружения, как наша амфибия, нужен был очень сильный по тому времени и вместе с тем легкий мотор.

- Мотор есть!.. - сказал Подрайский.

- Откуда? Какой?

Жестом фокусника Подрайский вытащил из кармана телеграмму.

- Алексей Николаевич, будьте добры, прочтите вслух.

Я огласил телеграмму. В ней сообщалось, что четыре американских мотора "Гермес" мощностью по двести пятьдесят лошадиных сил прибыли во Владивосток и отправлены пассажирской скоростью в Москву.

- Это те самые моторы? - спросил я. - Для аэроплана "Лад-1"?

- Так точно, - ответил Подрайский. - Можете передать Михаилу Михайловичу: пусть прямо с вокзала забирает два мотора... А остальные... На амфибию поставим тоже мотор "Гермес".

Победоносно посмотрев на нас, Подрайский распорядился:

- Завтра же начинайте проектировать. - И добавил менее определенно: О дивидендах договоримся.

13

Через некоторое время мы вышли от Подрайского. У меня горели уши. Они всегда загораются, когда загораюсь я.

Черт возьми, такой машины еще не знала история! С мальчишеских лет я мечтал стать создателем, конструктором небывалых вещей, мечтал о великих делах, которые я совершу, которыми прославлю Россию. Вот оно, это небывалое дело!

Меня охватило вдохновение. Думая об амфибии, о самодвижущейся диковинной машине с десятиметровыми колесами, какие еще не ходили по земле, я видел неимоверное количество чисто конструкторских трудностей. Но тут же, на ходу, в воображении возникали решения, захватывающе остроумные, адски интересные, как всегда кажется в такие моменты.

- Изумительно! - воскликнул я, восхищенный, вероятно, какой-нибудь собственной конструкторской находкой.

Ганьшин посмотрел на меня сквозь стеклышки очков. Его курносая физиономия была, как всегда, скептической.

- Что ты? - беспокойно спросил я. - Как твое мнение?

- О тебе?

- Нет, об этой вещи.

- Игра ума, фантазия, чепуха.

- Как чепуха? Почему чепуха?

Здесь же, по пути домой, Ганьшин высмеял невиданное-неслыханное колесо. Прошло время, сказал он, когда воевали колесницами. Теперь на войне огромная амфибия, несомненно, окажется нелепостью. Высоченные колеса будут издали заметны и на воде и в поле; на такой махине нельзя незаметно подойти к неприятелю; эту мишень с легкостью разобьет артиллерия: для пушек это будет самая лакомая пища.