Алексей Шишов - Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона

По распоряжению главнокомандующего Добровольческой армией раненого дивизионного командира привезли в столицу Кубани Екатеринодар. Там был еще с царских времен военный госпиталь и имелись достаточно квалифицированные врачи и медицинский персонал.

Можно только предполагать, что стало причиной заражения крови раненого. Но вне всякого сомнения, в первые дни лечение комфортом не отличалось. О стерильности выкипяченных бинтов говорить не приходилось. Впрочем, точно в таком же положении оказывались в годы Гражданской войны тысячи и тысячи как белых, так и красных бойцов. Они были в равных условиях, пополняя собой в санитарных потерях число умерших от ран.

В екатеринодарском госпитале при первых признаках заражения крови Дроздовскому было сделано несколько операций. Но хирурги оказались бессильны победить быстро прогрессирующую гангрену ноги. Тогда и стало ясно, что Михаил Гордеевич обречен на смерть, с которой он имел мужество бороться.

Лечащий врач по многу раз в день отвечал на один и тот же вопрос многих людей:

— Делаем все, что в наших силах… Операции переносит стойко, хотя сами понимаете, что у нас есть: зайдите в любую аптеку города… Состояние тяжелое… Теперь вся надежда на его организм, силу воли…

Деникин интересовался ходом лечения командира дивизии «дроздов», которая продолжала сражаться в самом пекле тяжелых боев: Красную армию выбивали с Северного Кавказа на север, к Волге. Главнокомандующий делал все возможное, чтобы морально поддержать раненого Дроздовского, которому врачи ставили все более неутешительные диагнозы.

12 декабря 1918 года Деникин вызвал к себе начальника армейского штаба генерал-майора Романовского, которого он знал давно и потому мог доверительно разговаривать с ним.

— Иван Павлович, как наш Дроздовский?

— Плохо, Антон Иванович. Екатеринодарские врачи иллюзий насчет него не имеют.

— А все же как он?

— Ему все хуже. Боли усиливаются, лишился сна, пожелтел. Но держится на удивление бодро.

— Вчера я, Иван Павлович, имел беседу с командой «дроздов», что прибыла в тылы за снарядами к трехдюймовкам.

— И что же, Антон Иванович, вас обеспокоило в том разговоре? Правильно я вас понимаю?

— Правильно, Романовский. Подпоручик-батареец обратился ко мне с просьбой высказать мне все, что у него накипело о Дроздовском. Вы же знаете, как «дрозды» его любят и боготворят. Я разрешил.

— И что же вы услышали от подпоручика?

— Упрек. Мне, как главнокомандующему, и вам, как начальнику моего штаба.

— Нас с вами упрекнули? В чем же?

— В бездушном отношении к Михаилу Гордеевичу.

— Это как понимать, Антон Иванович?

— А то, что он единственный из наших трех командиров пехотных дивизий не носит генеральских погон.

— Так вот оно что. Действительно, Антон Иванович, этот батареец говорил с вами о наболевшем по душам.

— Говорил горячо, но вежливо, чинов не переступал. Прав он или не прав в нашем отношении к Дроздовскому, Иван Павлович? Мы же с вами два корниловца, поэтому можем друг другу в глаза говорить все открыто.

— Можем и должны. Мое мнение таково: Дроздовский заслужил первого генеральского чина только за то, что походом из Румынии привел к нам три тысячи белых бойцов. Да еще каких! А сколько боев выиграли «дрозды» на одних ударах в штыки!

— Надо признать то, что Дроздовский — наша легенда. Чин полковника он и без нас бы перерос.

— Значит, писать приказ о присвоении Дроздовскому Михаилу Гордеевичу, командиру 3-й пехотной дивизии, чина генерал-майора. За вашей подписью и каким числом?

— Сегодняшним числом, Иван Павлович. 12 декабря 1918 года. Приказ объявить по армии.

— Будет сегодня же исполнено. Как объявить ваш приказ Дроздовскому? Ведь он в Екатеринодаре.

— Приказ объявите ему лично вы, Иван Павлович. Я уже приказал приготовить для такого случая поезд. Одновременно возьмете с собой в Екатеринодар тяжелых раненых последних дней…

Дроздовский был в ясном сознании, когда ему в палате был зачитан приказ главнокомандующего Добровольческой армией генерал-лейтенанта А. И. Деникина. Рука его не дрогнула, когда он принимал генеральские золотые погоны. Но со стороны было заметно, как замутнились глаза раненого.

Из толпившихся в дверях врачей, медсестер и медбратов, ходячих раненых к лежавшему Михаилу Гордеевичу подошли с поздравлениями несколько человек. В руках они имели скромные по времени букетики последних цветов, какие еще держались в екатеринодарских садах.