Эндрю Карнеги - История моей жизни

Исход наших переговоров оказался удачным. Я счел нужным сообщить, что я еще плохо знаю Питсбург, что работа, может быть, окажется для меня слишком трудной, потому что я еще недостаточно силен, но что тем не менее я готов попытаться. Мистер Брукс спросил меня, когда я готов начать свою службу; на это я ответил, что готов хоть сейчас, если это нужно. Теперь, вспоминая свой ответ, я думаю, что каждому юноше не мешает хорошенько подумать об этом. Не воспользоваться немедленно представляющимся случаем — большая ошибка. Мне предложили службу, и если бы я тотчас же не согласился на нее, что-нибудь могло бы произойти, и на моем месте мог оказаться другой мальчик. Но теперь я был тут и твердо решил остаться, если только будет малейшая возможность. Мистер Брукс обошелся со мной очень ласково; мне предстояло на первых порах исполнять обязанности запасного рассыльного — он позвал остальных мальчиков и велел им взять меня с собой и ознакомить с новыми обязанностями. Я улучил еще время, чтобы сбегать вниз за угол и сказать отцу, что все в порядке, и попросить его сообщить матери, что я уже на службе.

Таким образом, 1850 год оказался поворотным пунктом в моей дальнейшей жизни. Из темного подвала, где я, вымазанный сажей, возился за два доллара в неделю с паровой машиной, я был перенесен теперь на небеса, где среди солнечного света меня окружали газеты, перья, карандаши. Не было минуты в течение дня, когда я не мог бы научиться чему-нибудь новому или узнать, как много мне еще предстоит учиться и как мало я еще знаю. Было ощущение, что я стою на нижней ступеньке лестницы, по которой мне предстоит подниматься.

У меня была в то время только одна забота — что я недостаточно быстро запоминаю адреса различных торговых фирм, куда приходилось разносить телеграммы. Поэтому я списал все вывески этих домов по одному тротуару в восходящем порядке, по другому — в нисходящем; вечером я их все перенумеровал. И уже через короткое время мог, закрыв глаза, перечислить по порядку названия всех фирм с одного конца улицы до другого.

Следующим моим делом было познакомиться с людьми. Потому что рассыльный, который знает в лицо тех, кто служит в фирме, может сэкономить значительную часть пути, встретив по дороге кого-нибудь из них. Для нас, мальчиков, было большим торжеством, если мы могли вручить кому-нибудь из них телеграмму на улице. К этому присоединялось еще чувство гордости, что великий человек (а для телеграфного рассыльного почти все — великие люди!) остановился на улице и сказал ему несколько приветливых слов.

В 1850 году Питсбург представлял собой далеко не то, что в настоящее время. Он все еще не мог оправиться от последствий большого пожара, опустошившего в 1845 году весь деловой квартал города. Почти все дома были в то время деревянные, каменных было очень немного, а огнеупорных — ни одного. Во всем Питсбурге и его окрестностях насчитывалось не более 40 тысяч жителей. Теперешняя Федерал-стрит состояла из нескольких домов, рассеянных среди больших пустырей, и я хорошо помню, как катался на коньках на небольшом пруду в самом центре нынешнего пятого района. Там, где теперь помещается наш металлургический завод, тогда и еще много лет спустя тянулся огород. Генерал Робинсон, которому я часто доставлял телеграммы, был первый белый, родившийся к западу от реки Огайо. Я видел первый телеграфный провод, протянувшийся с востока в город, а впоследствии видел там первый паровоз. В то время еще не существовало прямого железнодорожного сообщения с Востоком. Путешественники плыли по каналу до подножия Аллеганских гор, переправлялись через них и ехали дальше около 90 миль по железной дороге до Холидейсбурга, затем снова водным путем до Колумбии, а оттуда по железной дороге 81 милю до Филадельфии. Все путешествие длилось трое суток.

Великим событием в жизни Питсбурга был заход почтового парохода, шедшего в Цинциннати и обратно. Главное занятие жителей города составляла перевозка товаров с востока на запад, потому что в этом месте был пункт, где река соединялась с каналом.

В Питсбурге существовали прокатные станы, но в течение целого ряда лет они не производили ни одной тонны металла. Не было топлива, требуемого для обработки железной руды, несмотря на то что самый лучший уголь для получения кокса находился вблизи. Но никто не думал тогда применять кокс для выплавки чугуна, и точно так же никому не приходило в голову воспользоваться газом, сокровища которого долгое время лежали без употребления тут же под землей.