Иван Просветов - «Крестный отец» Штирлица

«Корейцы, проживающие в русских владениях, особенно в районе Никольска-Уссурийского, после русской революции начали усиленно развивать антияпонскую пропаганду, а также нападали на корейцев-японофилов, оскорбляли японские войска. 4 апреля ночью, после открытия военных действий между русскими и японскими войсками, корейцы обнаружили стремление выступить с поддержкой русских, — пересказывала газета “Дальневосточное обозрение” сообщения японской прессы. — В Никольске были установлены обстрелы японских войск со стороны корейцев. Поэтому японская жандармерия, при поддержке военных частей, приступила к арестам и отобранию оружия. Большинство корейцев, ввиду выраженного ими желания исправиться, были выпущены» {39} 39 «Дальневосточное обозрение» (Владивосток), 16 мая 1920 г. .

Накануне японского выступления Роман Ким приехал в Никольск-Уссурийский вместе с русскими и иностранными журналистами — освещать Съезд трудящихся Приморской области. Японцы съезд распустили, Кима арестовали как подозрительного корейца. За решеткой он пробыл три дня {40} 40 ЦА ФСБ России, д. Р-23731, том 2, л. 9. . Вернувшись во Владивосток, Ким узнал, что японцы разгромили корейскую слободку. Он увидел сожженную школу, строить которую помогал его отец. Мог слышать такие рассказы: «Десятки корейцев в качестве живых “трофеев” были уведены в город по направлению к японскому штабу. Несколько раз палачи часами производили в слободке повальные обыски. Плохо приходилось корейцам, у которых обнаруживали национальный флажок…» «Центр города стал неузнаваем, на улицах валялись трупы людей и животных, везде было битое стекло, лежали поломанные вещи, сбитые выстрелами кирпичи, телеграфные столбы, а среди этого хаоса с радостными лицами прохаживались, любуясь делом своих рук, “победители”…» «Все японское население Владивостока вышло на улицу торжествовать победу. Прачечники, парикмахеры, часовщики и тысячи японских проституток шли сплошной воблой по улице, дома которой были утыканы японскими флагами цвета яичницы. Многих твердолобых советоненавистников в этот день японцы научили верности своей стране» {41} 41 Из воспоминаний члена Дальбюро ЦК РКП(б) М. Губельмана («Революционный Восток». Вып. 4. М., 1936. С. 139), помощника начальника разведслужбы Военного совета земской управы К. Харнского («Линия огня». Владивосток, 1982. С. 13), журналиста С. Третьякова («Новый Леф», № 8–9, 1927. С. 56). .

Вскоре пришло известие о гибели Петра Цоя, одного из самых уважаемых корейцев в Приморье, члена земской управы. Японские жандармы арестовали его в Никольске вместе с тремя другими корейскими лидерами. При этапировании во Владивосток арестованные якобы пытались бежать, оказали сопротивление при задержании и были расстреляны. Спустя четыре месяца уцелевшие руководители Национального совета, добравшись до Благовещенска, опубликовали воззвание к соотечественникам: «Черные силы Японии стараются погасить последнюю искру надежды на свободу в корейском народе… В такой тяжелый момент Всекорейский Национальный совет ясно видит, что спасение нашего народа только в Советской России… Вполне веря в чистоту принципов Советской России, имея очевидные и реальные доказательства ее сочувственного отношения к нашему народу, — мы бесстрашно и также твердо будем следовать по тому пути, который предначертан Советской Россией…»

Что переживал Роман Ким, о чем говорил с отцом? Ответов нет, только догадки. Когда на допросе в 1937 году Кима спросили, почему японцы содействовали его учебе в Токио, он ответил: вероятно, в расчете на то, что «буду полезным японскому государству в смысле продвижения японского влияния». «Надежд я не оправдал, узнав отрицательные стороны японской культуры» {42} 42 ЦА ФСБ России, д. Р-23731, том 1, л. 21. . Отрицательные стороны он узнал в том самом апреле. Много лет спустя Роман Николаевич напишет рассказ о событиях 1920 года. Повествование идет от лица японского офицера, уверенного в безусловной правоте, своей собственной и своего командования. Агрессия укладывается в рамки самурайской логики — угрозу надо подавлять в зародыше, без всяких церемоний. В финале рассказчик бесстрастно описывает расправу с пленными корейскими националистами на морском берегу: «Было прохладно. Мы разожгли костер около шаланды и начали…» {43} 43 Ким Р. Приморские комментаторы // Год Восемнадцатый. Альманах восьмой. М., 1935.

Корейский юноша, прежде державшийся в стороне от политики, сделал вывод. Обычный вывод на войне: враг моего врага — мой друг. Будем сообща бороться с врагом.