Александр фон Шёнбург - Все, что вы хотели знать о королях, но не решались спросить

Маоисты, в то время терроризировавшие в основном деревни в удаленных районах, требуя денег за предоставление защиты, использовали хаос после трагедии для усиления террора и «рекрутских наборов». Собственно, именно тогда, в 2001 году, маоисты и начали набирать силу.

А Гьянендра совершал одну политическую ошибку за другой. Он настроил против себя всю политическую элиту Непала, сместив премьер-министра и временно отменив парламентскую демократию. Его предшественник, король Бирендра, пользовался большой любовью народа и уважением противников. Гьянендра же за немногие месяцы своего правления умудрился вызвать ужас населения, нелюбовь роялистских кругов и ненависть противников.

Интервью, которое я взял у короля за несколько дней до его формального отстранения от власти, было, безусловно, самым странным из всех, какие мне доводилось брать. Король выглядел почти зловеще спокойным, в то время как его окружение было смертельно напугано.

Я сказал королю, что вовсе не намерен брать интервью в обычном смысле слова, потому что считаю это неуместным по отношению к инкарнации Вишну. Этот акт моего добровольного и заблаговременного разоружения вызвал такое облегчение у короля, что он начал совершенно откровенно рассказывать о себе — и позволил мне цитировать его слова. Он говорил даже о своих чувствах. А это для королевских особ и в менее сложных ситуациях — весьма непривычно.

— Я очень опечален, — произнес Гьянендра тихим голосом, — я думаю, люди все немного упрощают, делая из меня козла отпущения.

Особенно его разочаровали «южные соседи» (Индия), которые, очевидно, заинтересованы в том, чтобы избавиться от него как гаранта суверенитета Непала, возможно, не без задней мысли однажды аннексировать Непал, как это уже случилось с суверенным королевством Сикким.

В день этой аудиенции по Катманду гулял слух, что референдум, вероятно, мог бы в последнюю минуту еще спасти королевскую власть. Я спросил короля, собирается ли он предпринять что-нибудь, чтобы сохранить монархию. Он с добродушным выражением священной коровы поглядел сквозь меня и ответил:

— Это не входит в мои задачи. Мое предназначение — быть. Только и единственно это. Что со мной произойдет, от меня не зависит.

Когда я упомянул про «референдум», он только отмахнулся:

— Это может привести страну к расколу. Даже если бы я победил на голосовании, скажем, с шестьюдесятью процентами голосов, то как мне относиться к остальным сорока процентам, которые проголосовали против меня? Это же абсурдно. — Слово «абсурдно» прозвучало с очаровательным носовым оксфордским произношением.

Я несколько дерзко заметил, что совершенно с ним согласен: король скорее должен дать себя обезглавить, чем выставить свою кандидатуру на народное голосование. Он лишь улыбнулся в ответ.

Потом я спросил его, не думал ли он о побеге.

— Ни секунды.

Он сказал, что останется независимо от того, что произойдет. Ведь бегство выглядит так жалко!

Думает ли он иногда о совершенных ошибках?

— Да. Часто. Мне не следовало бы снимать премьер-министра без решения конституционного суда. Правда, позднее моя правота была признана, но к этому времени я уже превратился в глазах общественного мнения в диктатора. Было бы также лучше, если бы я поставил наших друзей за рубежом в известность о своих планах. Я ведь никогда не уничтожал парламентскую демократию, как это часто говорят обо мне, я ее лишь временно ограничил, поскольку политики были до такой степени заняты своими играми в борьбе за власть, что совершенно забыли управлять страной.

А потом он сказал еще нечто достойное внимания. Он сказал, что жил был по-другому, если б подозревал, что однажды ему придется нести тяготы этой должности.

— Может, я родил бы больше детей? Может, иначе воспитал бы своего сына?

Надо знать, что его сын, кронпринц Парас, в Катманду — не бесспорная фигура. Он считается выпивохой, драчуном, кичливым хвастуном. Один из придворных чиновников, попросивший не называть его имени, доверительно сказал мне, что представляет себе только один сценарий спасения монархии:

— Король Гьянендра отрекается, кронпринц Парас уступает свою очередь в престолонаследии, а его пятилетнего сына объявляют королем.

Но разумеется, время уже было упущено. Через несколько дней после этого разговора, 28 мая 2008 года, Конституционное собрание почти единогласно вынесло решение о прекращении существования древней непальской монархии. Такая древняя монархия — и такой жалкий конец. Очевидно, кровавые события в июне 2001 года безвозвратно уничтожили репутацию королевской власти. В стране, где даже самые обычные происшествия истолковываются как «знаки судьбы», трагедия такого масштаба неизбежно была воспринята как предвестник катастрофы. Своим неудачным переворотом Гьянендра окончательно погубил монархию. Старый, немного меланхоличный роялист, принадлежавший к кругу доверенных лиц убитого короля Бирендры, выразил самую суть несчастья непальской монархии, если не монархии вообще: