Федор Кудрявцев - Повесть о моей жизни

И вот я сплю на одной кровати с другим мальчиком, из зеленного отдела, Федькой Чачиным, худеньким, ниже меня ростом. Мы с ним дружим, но и часто деремся по пустякам. Живем мы в той комнате, где обои испачканы раздавленными клопами. Вместе с Федькой мыкаем наше горе, хотя воспринимаем это как полезную необходимую науку. У меня сразу завелись вши в голове и в белье; от тесноты в комнате вшей было довольно и у мальчиков и у молодцов. По вечерам перед сном все снимали с себя рубахи и при свете керосиновой лампы давали беспощадный бой паразитам.

Спать ложились после ужина, в десять часов, вставали в шесть. Если какой мальчик не сразу просыпался, его кто-нибудь из молодцов будил ремнем.

— А ну, живо вставай, не у мамки разнежился! — говорил он беззлобно.

Случалось, пробовал ремня и я. Хорошо помню полученный мной первый подзатыльник. Все сели за стол обедать и ждали меня, а я немного замешкался, и вот хозяин встал из-за стола и, встретив меня в коридоре, поддал как следует. И за дело, потому что есть не начинали, пока все не сядут за стол, — такой был обычай.

Наш хозяин кормил нас просто и однообразно. Утром в лавке до ее открытия он выдавал молодцам по пяти, а мальчикам по три копейки на завтрак. Молодцы обычно покупали по булке или по фунту ситного, мальчики — по двухкопеечной булке, по полфунта ситного или по фунту хлеба. Из трех копеек по копейке экономили на стакан семечек или ириску купить в воскресенье. Приносили большой медный чайник горячего чаю, и в этом состоял наш завтрак. Сахару хозяин выдавал мальчикам по маленькому кусочку из своих рук.

Иногда и нередко хозяин за какую-нибудь провинность оставлял мальчиков на несколько дней без завтрака, то есть не выдавал утром трех копеек и, таким образом, голодом наказывал нас.

На обед мясные щи или суп с мелкими кусочками обычно третьесортного мяса. Ели все деревянными ложками из общей большой эмалированной миски. На второе сваренная в мундире картошка, покрошенная на железный противень, заправленная топленым говяжьим салом и подогретая в духовке; ели ее прямо с противня ложками. Ужинали остатками этой же картошки, уже изрядно засохшей. Запивали квасом. Спать ложились в десять часов вечера. По воскресеньям и праздникам на второе к обеду пекли пирог или жарили телятину, которую в лавке было уже не продать.

Хозяин редко отпускал мальчиков гулять по воскресеньям или по праздникам, потому что в эти дни лавка торговала от восьми до двенадцати часов. Полностью выходных дней в году было только два — Рождество и Пасха. Но и в эти дни хозяин сначала заставлял мальчиков гулять со своими детьми и лишь ненадолго разрешал уйти повидаться с родными, а то и просто заставлял сидеть дома и караулить квартиру.

Хочу рассказать о неприятностях, случившихся со мною в праздники Рождества подряд в три года.

В 1907 году мне было всего двенадцать лет, и моему товарищу, тоже Федьке, было столько же. В первый день Рождества мы попросили хозяина:

— Александр Лукич, позвольте нам сходить повидаться с родными.

— Успеете, навидаетесь, — сказала хозяйка, — сначала погуляйте с Ленькой.

Она одела сына, и мы вышли на улицу. Был мороз. Гулять не хотелось. На счастье, нам попал навстречу мой родственник, ученик столяра Витька Мараханов. Ему было четырнадцать лет, он жил в Питере уже два года и кое-что понимал в городской жизни.

— Айда, ребята, в чайную, да возьмем бутылочку портвейну, — предложил он.

Мы согласились, сели в чайной за стол и стали пить портвейн и угощать им пятилетнего Леньку. Скоро все опьянели и пошли домой, шатаясь и держась за стены. Я крепко держал Леньку за руку, боясь потерять. Когда пришли домой, Ленька бормотал что-то несуразное, а мы, глядя на него, глупо смеялись. Хозяин при виде этого пришел в бешенство и с бранью начал бить нас по щекам. К родным мы, конечно, не пошли. На другой день он добавил нам еще.

Прошел год будничной жизни с частыми оплеухами и подзатыльниками. И вот снова Рождество. Мы с Федькой снова попросились гулять, и снова хозяин отправил нас гулять с ребенком, на этот раз с трехлетним Володькой. Мы пошли и через полчаса вернулись.

— Что так мало гуляли? — закричал на нас хозяин. — Погуляйте еще, негодяи!

— Да вот еще санки возьмите, — добавила хозяйка.

На улице мы посадили Володьку в санки и стали возить по улице, любуясь витринами магазинов и совсем забыв про маленького пассажира. А мороз крепчал. Когда мы догадались его спросить, не хочет ли он домой, он даже не мог разжать губы. Мы поняли, что хочет.