Отец Амфилохий недолго пожил после нас; в мае месяце следующего 1824 года его не стало: он, говорят, скончался тихо, заснул с молитвою в устах.
VI
Упомянув о Фотии, при случае скажу все, что про него слышала от людей, коротко его знавших, и, между прочим, от тех же Посниковых, которых Орлова с ним познакомила. Одни его чересчур хвалили, другие взводили на него напраслины и всячески на него клеветали; доставалось и на долю Орловой. Вся его монашеская жизнь была на моей памяти; часто говаривала мне про него Катерина Сергеевна Герард, великая поклонница митрополита Филарета, не совсем долюбливавшего Фотия, но и она, хотя и не превозносила его до небес, никогда дурно про него не отзывалась.
Откуда он был родом, хорошенько не припомню; кажется, отец его был причетником, по фамилии Спасский; мальчика звали Петром. Он учился очень усердно, так что по окончании всех учений был сам сделан законоучителем. Жизни он был очень воздержной и совсем монашеской, хотя еще и не был монахом. Кто обратил на него сперва внимание — не знаю, но только он в скором времени попал в настоятели в Новгородскую губернию и был игуменом Сковородского и Деревяницкого монастырей; в котором прежде — не знаю, и тут он и познакомился с Орловой. По ее знатности, богатству и по приближенности ко двору все пред нею низкопоклонничали и лебезили, а он обршелся с нею просто, холодно и даже сурово. Именно этим-то он графиню и расположил к себе: ей странным показалось, что он обращается с нею не как все прочие.
Когда она пригляделась к нему и уверилась, что он хороший монах да еще и строгий подвижник, она обратилась к нему за духовными наставлениями. Он и тут ее ошеломил и сказал ей прямо, о чем другие и намекнуть ей боялись: "Ты не очень превозносись своим богатством: оно греховное, преступно нажитое". Графиня отца своего любила, чтила его память и, узнав о нем подробности, которые от нее таили, решилась посвятить всю свою жизнь добрым делам и, расточая на них свои богатства, замаливать грехи отца и спасти его душу. Из благодарности к Фотию, что он открыл ей тайны об ее отце,9 она вполне предалась его руководству, и Фотий стал распорядителем ее имущества и советником всех ее действий. Когда его перевели в Юрьев монастырь под самым Новгородом, рядом с монастырем графиня купила мызу и стала обновлять забытый и обедневший очень древний монастырь. Думаю, что Фотия перевели в Юрьев монастырь в 1822 или в 1823 году, потому что, когда мы ехали в Петербург в 1821 году, его там еще в ту пору не было, и в продолжение тринадцати или четырнадцати лет, что Фотий был юрьевским архимандритом, он сделал беднейший монастырь одним из самых богатых в России. Что рассказывали недоброжелатели и враги Фотия про его будто бы предосудительные отношения к графине, — пустая выдумка и злая клевета. Он был строгой жизни и к женщинам вообще очень суровый, а графиня пребогомольная и преблагочестивая девица. Говорили, что она была в тайном постриге 10 и что она пошла бы и совсем в монастырь, да не было ей позволено, и потому она оставалась в миру, а носила под своими богатыми туалетами власяницу и жила, как монахиня. Фотий считался некоторыми людьми за фанатика оттого, что строго держался православия и не одобрял многих духовных книг, которые в то время, то есть в 1820-х годах, стали печатать при тогдашнем министре духовных дел князе Голицыне Александре Николаевиче. Голицын почуял, что Фотий ему недоброжелатель, и старался было его придавить, но тот забрал уже силу, и Орлова его оберегала от погибели всем своим сильным влиянием. Может статься, Фотий и взаправду преувеличивал вещи и видел бесовщину, где ее и не было, но только это совсем не из притворства, а потому что ему самому чуялось во многом вражеское наваждение. Его упрекали, что он и графиню слишком запугал дьяволом и так прибрал к рукам, что она, бедная, ступить боялась, не посоветовавшись и не спросись, не зная, не будет ли это в угождение врагу.
Сказывали, что когда Фотий читал какую-нибудь духовную книгу и встречал мысль, с которою не был согласен, то отмечал на полях: ложь, ересь бесовская. Катерина Сергеевна Герард иногда посмеивалась над Фотием и говаривала: "II voit le diable ou n'existe pas", [* "Ему мерещится черт там, где его нет" (франц.). — Ред.] но никогда нимало не заподозрила его искренности и не отвергала его подвижнической строгой жизни, а я знаю, что она глядела глазами митрополита Филарета и руководилась его мыслями.
Года за два или за полтора до своей смерти Фотий приезжал в Москву, жил сколько-то времени и посетил многие из московских городских и загородных монастырей и везде сделал пожертвования: где бриллиантовый крест, где панагию, где так дал деньгами, а то и графиню расположил помочь там, где видел нужду. От очень строгого поста и всегдашнего воздержания здоровье отца Фотия стало слабеть, он изнемогал, чувствовал упадок сил и окончил жизнь в 1836 или 1837 году.
Читать дальше