Воробьевы горы и все места, откуда возможно было только что-нибудь видеть, все было унизано народом, и когда крестный ход и вся императорская фамилия сошли с террасы и направились к мосту, все это множество зрителей хлынуло на террасу осматривать место закладки; удержать не было средств, и полиция отступилась.
Нам пришлось долго пережидать, пока не прекратилась давка на мосту; тогда лакеи провели нас к Новодевичьему монастырю, где неподалеку в переулке отыскали нашу карету.
Было очень холодно, мы перезябли и очень утомились от долгого стояния. В этот день был большой званый обед у Апраксиных, которые приглашали и меня с моими дочерьми, но я не поехала, потому что приходилось ехать домой переодеваться и опять ехать в большое общество, и потому я решила ехать обедать к тетушке графине Александре Николаевне Толстой.
В этот день было чье-то рождение, на обеде должны были съехаться только родные, все свои, и я могла ехать без переодевания, в чем была одета с утра.
На обед к тетушке приехали из бывших на закладке и слышавшие речь Августина, которую стали разбирать:
— Где мы? Что мы видим? Что мы делаем? — На это можно бы так отвечать: Где мы? На Воробьевых горах. — Что мы видим? Видим сыпучий песок. — Что мы делаем? Делаем безрассудство, что не спросясь броду — лезем в воду и такое немаловажное дело начинаем так легкомысленно..
Вообще надобно сказать правду, что было очень немного людей, которые одобряли выбор места для храма, а люди знающие, видевшие план и фасад храма, находили его прекрасным как архитектурный памятник, который был бы хорош в Петербурге, но который не годился для Москвы, потому что мало соответствовал нашим древним храмам Кремля.7
Витбергу в день закладки дали чин,8 а немного времени спустя — Владимирский крест на шею.9
Года три спустя, когда в Москве генерал-губернатором был князь Дмитрий Владимирович,10 учреждена была комиссия для построения храма, и в ней участвовал и брат Николай Петрович. В числе прочих членов был сенатор С. С. Кушников, который был предан Аракчееву, желавшему перейти дорогу князю А. Н. Голицыну; он много повредил Витбергу…
Место нашли неудобным и слишком отдаленным для построения такого храма. Но разве был в этом виновен архитектор, когда его план был высочайше одобрен и утвержден? Все люди, которые лично знали
Витберга, отзывались о нем как о человеке безукоризненно честном и достойном уважения.
Несчастного судили, усчитывали, преследовали по наветам сильных врагов; после того куда-то послали на житье в дальний город, и там совсем скрутилась его жизнь.
Воробьевский храм был задуман в 1812 году в Вильне, в 1817 году делали закладку, в начале двадцатых годов учредили комиссию, в 1836 году придумали продолжать храм, стали говорить о построении его на месте бывшего Алексеевского монастыря у Пречистенских ворот; в 1837 году монастырь перевели в Красное Село и строения стали разбирать, а в 1839 году совершили новую закладку на новом месте..
Все это было на моей памяти…
II
Кстати об Аракчееве, расскажу и об Ильине, и о наших Толстых.
Аракчеев, граф Алексей Андреевич, известный любимец императора Александра Павловича и очень влиятельный человек в продолжение всего его царствования, был сын очень небогатенького бежецкого дворянина, мелкопоместного и только что не однодворца: он служил при императрице Екатерине и вышел в отставку с маленьким^чином. Он имел несколько человек детей, и вот один-то из них, старший, и дослужился до графства.
Этот Аракчеев имел приятеля или, лучше сказать, друга, Василия Васильевича Ильина, который тоже был генералом. Ильиных несколько фамилий, совсем разных по происхождению: одна из них считает себя происшедшею от Рюрика, и из этого рода я знала Елизавету Федоровну, урожденную Еропкину; она приходилась племянницей Петру Дмитриевичу Еропкину… К которому роду принадлежал Василий Васильевич — я не знаю. Был он женат на дочери одного боровского очень значительного и богатого старовера; ее звали Прасковья Ивановна. Сказывают, она была в молодости отменно хороша собой; надобно думать, что и сам Ильин был видный из себя мужчина и молодец, потому что обе его дочери были писаные красавицы.
Когда я их стала знать в 1817 году, видывая их на балах, в собрании и в обществе, я была поражена их красотой.
Первый, кто мне указал на них, был мой двоюродный брат граф Петр Степанович Толстой, самый младший из сыновей тетушки.
Читать дальше