Лев Данилкин - Человек с яйцом

Одурманенный этими афродизиаками, он вновь принимается активно ухаживать за людьми в серых костюмах, в которых, кажется ему, потенциала все же больше, чем во всех прочих. Он помещает в газете свое огромное интервью с Чубайсом — не менее сенсационное, по сути, чем раньше с Березовским. Полушутя, полусерьезно, он называет себя «старцем Филофеем» — тем самым, который пять веков назад объявил, что Россия должна стать Третьим Римом. Он публикует концепцию Пятой империи (Первая — Киевская Русь, вторая — московская допетровская, ивано-грозненская, третья — петровско-романовская, четвертая — советская). Он вот-вот напечатает беседу с Сурковым (возможно, уже и напечатал: автор книги, раздраженный тем, что за 12 рублей ему всякий раз предлагают монотонный гимн кровавому режиму, перестал покупать «Завтра») — во всяком случае, дает понять, что это вопрос дней; там серый кардинал Путина должен обозначить, вскрыть их отношения, рассказать о том, кому он обязан идеологической программой.

Проханов осуществляет вторую попытку обольстить Путина. Первая, в самом начале, провалилась — тот «человек, похожий на фигурку шахматного офицера, вырезанную из слоновой кости», превратился в радугу, мыльный пузырь. «Путина раньше не было. Его клонировали, как овцу Долли. Взяли пункцию из печени Ельцина. Ввели в поджелудочную железу Березовского. Залили волшебным раствором, чей рецепт удалось узнать от тещи Глеба Павловского. Раствор состоит из щепотки гексогена, волоска ваххабита, шляпы Боярского, пуантов Васильева, перхоти Райкина, пота Карелина, слюны Аяцкова, наручников Гурова, тувинского бубна и ночной туфли Собчака, добытой методами внешней разведки». Восемь лет спустя Проханов, похоже, готов признать, что, какова бы ни была генеалогия президента, сейчас он близок к тому, чтобы, по его совету, сделаться «императором Полярной Звезды» (или из Савла стать Павлом — у Александра Андреевича, как всегда, широкий репертуар метафор и аналогий). У него, говорит Проханов, есть сейчас выбор: кануть ему в Лету — или стать человеком истории, вторым Сталиным.

Трудно сказать, читает ли передовицы «Завтра» сам император Полярной Звезды, но в Грановитой палате безусловно прислушиваются к стуку клюки старца Филофея с Фрунзенской набережной. Судить об этом можно по косвенным, но красноречивым признакам. В 2005 году, когда Проханов заявил на «Эхе Москвы», что единственный возможный партнер для Кремля на Ближнем Востоке — «Хамас», главному редактору А. Венедиктову прислали представление в прокуратуру; с 2006-го «Хамас» вовсю принимают в Кремле. Как верно подмечено Д. Тукмаковым, либералы теперь вынуждены разговаривать на языке прохановских передовиц; и не только разговаривать, добавим от себя.

На вопрос, зачем он так носится с Сурковым — регулярно обедает с ним, созванивается, благожелательно отзывается о нем — о котором раньше высказывался весьма сдержанно, Проханов ответил, что это попытки вдохнуть жизнь в камень [12].

Но ведь?.. Ему кажется, что у него получится. Получится что? «Смысл в том, чтобы „дать этим людям энергию авангарда“». Он посылает Суркову записку по идеологии (состоящую из доктрины Пятой империи — политической, экономической, культурной, плюс приложение — «Бурейская ГЭС» и «Кораблетворение» — про Ленинградский судостроительный), и Сурков уведомляет его, что положил этот текст на стол Путина.

20 июня 2006 года выходит номер «Завтра», почти целиком состоящий из передовиц, — «Симфония Пятой империи»; похоже, не что иное, как копия записки в открытом доступе.

В принципе, не так уж важно, объявит ли кремлевский дирижер, что автор симфонии — именно Проханов, и будет ли вообще исполнено это оркестровое произведение вслух; но то, что эти ноты звучат в головах у всех находящихся в кремлевской оркестровой яме — и что, пока нефть стоит больше 20 долларов за баррель, музыка эта не смолкнет, сомневаться не приходится.

Как бы там ни было, его миссия — выполнена. Он был летописцем, он «выкликал будущее» — и он его приманил; эллипс его биографии замкнулся. Он законсервировал «семя инобытия», уберег его, снес яйцо, он его сохранил в лютую стужу, он его высидел, несмотря на то что оно выглядело как мертвая окаменелость, — и вот теперь, наконец, услышал, что скорлупа ломается, птенец проклевывается, что он жив, дееспособен и сможет существовать самостоятельно (и, разумеется, вести себя не так, как хотелось бы родителям). Жизнеописанием этого птенца будут заниматься совсем другие орнитологи, но уже сейчас понятно, что к его хичкоковским налетам следует быть готовым заранее.